Станислав Федотов - Благовест с Амура

— Деньги купцы соберут. Пароходы в первую очередь им понадобятся, для торговых дел. А строить? Со временем будем строить на Амуре, но пока можно купить в той же Америке, перевезти из Сан-Франциско, а в Николаевском собрать. А что? Это — идея! — загорелся Николай Николаевич. — Сейчас же, как приеду, тряхну купцов — пусть раскошелятся на благое дело — и отправлю Казакевича в Америку покупать пароходы. Да такие, чтобы могли и по морю, и по реке ходить. Вверх и вниз по течению! Еженедельно! — победительно закончил генерал-губернатор и принялся за стерляжью уху.

«Бог мой, — думала Катрин, глядя на радостно-возбужденное лицо мужа, — он никогда не перестанет быть мальчишкой. Вот только что горевал по поводу медленной почты, неизвестности с Петропавловском, а мелькнуло что-то перспективное — и уже размечтался, уже воспарил над серой обыденностью. Но в голове и в сердце всегда одно и то же Амур… Амур… Безраздельная любовь!»

Ровно полтора месяца понадобилось лейтенанту Дмитрию Максутову на дорогу от Петропавловска до Иркутска.

В Якутске его пригласил к себе архиепископ Камчатский, Курильский и Алеутский Иннокентий, усадил в деревянное кресло с гнутыми подлокотниками (сказал с явной гордостью: «Своими руками сработано»), сам сел напротив и долго расспрашивал в мельчайших подробностях о противостоянии с сильнейшим противником и победном бое. Слушал внимательно, перебирая «зерна» лествицы, вздыхал тяжело, крестился при упоминании о ранениях и смерти кого-либо из защитников и радостно воскликнул:

— Слава Тебе, Господи! — после рассказа о разгроме супостата.

Потом поднялся, встал, могучий, перед образом Спаса Нерукотворного, расправил седую бороду и трижды осенил себя размашистым крестным знамением, низко склоняя голову в черной скуфье. Максутов тоже встал и перекрестился на икону.

— А теперь, сын мой, прошу к столу, поднимем чаши во славу русского оружия и русского человека, и такоже помянем воинов, павших на поле брани.

На следующий день архиепископ отслужил в храме Николая Чудотворца благодарственный молебен и попросил лейтенанта передать в Иркутске поздравительное письмо генерал-губернатору, а в Москве — послание митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету.

— Прошу преосвященного отслужить такой же молебен в дорогой его сердцу Троице-Сергиевой лавре, — доверительно пояснил он Максутову, вручая пакет. — Я уверен: он будет счастлив исполнить мою просьбу, поелику вы защитили не только Петропавловский порт и Авачинскую губу, не только Камчатский полуостров, а и всю Россию на ее восточных рубежах. Вы защитили честь и славу России. Несите весть о том по всему Отечеству.

Архиепископ расцеловал взволнованного лейтенанта и благословил его на исполнение почетной миссии вестника радости. Так оно и вышло: на всем пути до Петербурга, в каком бы крупном городе Максутов ни останавливался, его рассказ о битве и победе на далекой Камчатке становился главным событием. Всех угнетало отсутствие хороших новостей с театра тянущейся уже второй год войны — что с Севера, где англичане сожгли городок Колу, что с Балтики, что с Дуная, что из Крыма, — поэтому весть с Тихого океана была лучом солнечного света из мрачных туч, а юный лейтенант — живым героем.

Генерал-губернатору лейтенант вручил сразу два пакета: помимо поздравления архиепископа еще и копию рапорта Завойко генерал-адмиралу Константину Николаевичу.

Муравьев, еще не вскрывая конверты, первым делом спросил:

— Скажи главное, лейтенант: мы победили?

— Победили, ваше превосходительство! — с нескрываемой гордостью сказал Максутов.

— Слава богу! Генерал-губернатор обнял и расцеловал покрасневшего лейтенанта. — Слава вам, товарищи!

— Вот… — пробормотал лейтенант, оставаясь в объятиях генерала, — меня и направили с рапортом в Петербург… Генерал-майор Завой ко и капитан-лейтенант Изыльметьев…

— Изыльметьев? — отстранился и наморщил лоб Муравьев. — Не знаю такого.

— Командир фрегата «Аврора», он принял участие в обороне порта.

— А-а, припоминаю. Фрегат должен был прийти к Путятину.

— Так точно! Но из-за болезни многих членов команды зашел в Петропавловск, и генерал-майор Завойко оставил его в помощь гарнизону.

— Узнаю решительность Завойко, — засмеялся Муравьев. — Ладно, лейтенант, спасибо тебе, иди отдыхай. Понадобишься — вызову.

— Согласно предписанию мне надо ехать в Петербург, — возразил Максутов.

— Надо — поедешь. Возьмешь также мое донесение государю и представление на всех героев. Ну, и отпраздновать нужно сие событие. Ступай, дорогой, отдохни, а вечером, в семь часов, жду тебя к ужину.

После ухода Максутова Николай Николаевич вскрыл конверты и, лишь прочитав первые строчки рапорта Завойко, бросился к Екатерине Николаевне.

— Катюша! — ворвался он в будуар жены. Она отдыхала после обеда, сидя в кресле с книгой в руках. — Катенька, я хочу, чтобы мы прочитали это вместе. Рапорт Василия Завойко, вот только сейчас его доставил курьер, лейтенант Максутов.

Екатерина Николаевна захлопнула книгу:

— Скажи сначала: наши победили?

— Наши победили! — восторженно воскликнул Николай Николаевич.

— Ура-а! — закричала во весь голос Катрин. Вскочила, поцеловала мужа и тут же уселась рядом с ним на оттоманку. — Читай!

«18 августа сего года военная эскадра из шести французских и английских судов: трех фрегатов большого размера, трехмачтового парохода, одного фрегата малого ранга и брига стала на якорь на рейде Авачинской губы», — невольно торжественно повысив голос, прочитал Николай Николаевич и удивился: — Я же в это время был еще в Аяне и ничего не знал. Почками приболел и выехал лишь двадцатого, а Завойко уже начал воевать. Представляешь? Вот что значит — нет связи!

— Ну, нет и нет! Читай дальше!

— «С сего числа по 25-е эскадра бомбардировала Петропавловский порт и делала два решительных нападения десанта с целью овладеть городом и военными судами: фрегатом «Аврора» и транспортом «Двина», — находившимися в Малой губе, но нападения неприятеля отражены во всех пунктах, город и суда сохранены». — Муравьев снова остановился, поскольку не мог удержаться от комментария: — Господи! Кучка солдат отразила шесть вымпелов! Откуда силы взялись! — И продолжил: — «Эскадра, потерпев значительные повреждения, потеряв несколько офицеров и до 350 человек, оставив в Петропавловском порте английское знамя десантного войска, 27-го числа того же месяца снялась с якоря и скрылась из вида…»

Они читали долго, вдумчиво. Вместе вспомнили и нарисовали расположение сопок, Малой губы и порта, Николай Николаевич определил, где находились батареи, и похвастался, что еще тогда, в 49-м, лично указывал их будущее местоположение.