Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Книга третья. Двойная жизнь

— Из выше сказанного сами собой напрашиваются выводы, — жестко дробил размышления слушателей, подчиняя их железной логике, хорошо поставленный актерский голос. — Выводы следующие: форсированно консолидировать те партийные и военные кадры, воспитанные на бескомпромиссных революционных традициях, которые ущемляются сталинским произволом как в плане личностном, так и должностном; всемерно подрывать веру Сталина в свое окружение, особенно в командный состав Красной армии, используя для этого любые доступные средства, особенно по линии ОГПУ и НКВД; сеять неуверенность в ближайшем сталинском окружении в прочность положения Сталина как вождя партии и страны, в его способность управлять этой страной на основе учения Маркса-Ленина и, в то же время, проявлять лично к Сталину и его режиму подчеркнутую лояльность со стороны оппозиционно настроенных членов партии, верными идеи пролетарского интернационализма и мировой революции с тем, чтобы обратить репрессии на наиболее преданные Сталину фигуры из его ближайшего окружения; всячески поднимать авторитет и популярность как руководителей-евреев, так и евреев вообще, для чего выставлять руководителей-русских в самом невыгодном свете, способствуя выдвижению на ответственные должности людей недалеких, малообразованных, честолюбивых и завистливых, на практике доказывая как самим русским, так и многочисленным нацменам, что русские в большинстве своем люди малопрактичные и малоспособные к руководящей деятельности, что замена руководителя-русского руководителем-евреем приводит к резкому практическому улучшению положения в той области партийной, государственной или общественной деятельности, в которой произошла соответствующая замена. Наконец, поддерживать и разжигать до известных пределов в определенной части русской интеллигенции и рабочих великодержавный национализм и шовинизм, направленные против любых нацменов (в том числе и грузин), а также дозированный антисемитизм, который наиболее способствует сплочению еврейства в единый народ и укреплению его национального духа… Впрочем, — сделав многозначительную паузу, продолжил оратор, — это далеко не все способы и методы борьбы с диктатурой Сталина и его приспешников, и мы надеемся, что товарищам, работающим в реальных условиях развала и разложения режима, не составит труда отыскивать новые способы и методы на месте. И когда таким образом удастся изолировать Сталина от партии и лишить его поддержки, останется либо сместить его с поста генсека формальным путем на предстоящем партийном съезде, либо устранить физически. В любом случае необходимо действовать быстро и решительно. Пора наконец от слов переходить к делу. В то же время надо продолжать работать по укреплению страны, ибо, при всех искривлениях, допускаемых режимом Сталина, в стране нет частной собственности, власть номинально принадлежит рабочим. Вместе с тем надо показать этим рабочим, что свержение диктатуры Сталина и его бюрократического аппарата есть благо для СССР, мирового пролетариата и вклад в будущую Всемирную республику советов.

Оратор замолчал и некоторое время сидел неподвижно, выложив руки на стол и сцепив пальцы. Молчали и все остальные.

— Таково вкратце содержание письма, полученного нами с той стороны, — вновь заговорил оратор уже совершенно другим голосом, но тоже явно не своим. — Каждый из вас должен сделать практические выводы из этих указаний применительно к своей сфере деятельности, довести до своих доверенных лиц в соответствующей форме соответствующие инструкции с тем, чтобы в ближайшее время начали вызревать реальные плоды нашего активного противодействия диктатуре Сталина. Учтите: промедление смерти подобно. У нас есть все основания полагать, ибо такова внутренняя логика развития всякой диктатуры, что в голове Сталина вынашиваются планы дальнейшего укрепления своей личной власти и подавления всякого инакомыслия. Следовательно, надо использовать эти планы против самого Сталина и его ближайшего окружения.

— Учтите, далее, что одним из первых ударов будет нанесен удар именно по еврейству, как наиболее сплоченной и дееспособной части советского общества, внесшей огромный вклад в дело революционного преобразования России. Наконец, гонения и притеснения евреев отвечают интересам носителей великорусского национализма и шовинизма, великодержавного черносотенства, они не вызовут противодействия со стороны основной части политически активного населения, даже тех, кто лояльно настроен к евреям, потому что удар будет замаскирован своим всеобщим охватом и смещением акцентов на оппозиционность режиму. Мы не должны превращаться в овнов, ведомых на заклание… Это все, что мы имели вам сообщить… С этой минуты от вас ожидаются самые решительные действия.

Председательствующий поднялся с места. Молча поднялись и все остальные. Послышался шорох подошв, осторожный стук задвигаемых под стол стульев.

Человек в маске исчез за таинственной дверью, а все остальные потянулись назад. Уходили по одному, по двое, через коридор снова попадали в туалет, из туалета в фойе, где сновал народ по случаю антракта.

Через час на столе Генриха Григорьевича Ягоды, заместителя председателя ОГПУ, лежало письменное донесение о состоявшемся в подвале еврейского театра конспиративном собрании. В отчете значилось двенадцать фамилий, была подробно изложена речь неизвестного оратора, имитирующего голос Троцкого. Ягода, внимательно прочитав эту речь, ни на мгновенье не поверил, что такую инструкцию мог написать сам Троцкий: он слишком хорошо знал Троцкого, его политические взгляды и пристрастия, постоянно читал его статьи в зарубежной прессе, чтобы поверить, что лидер троцкизма мог эти взгляды изменить и скатиться до такого примитивизма.

Там, правда, есть кое-что от Троцкого, но, скорее всего, над составлением этой инструкции поработали в так называемом Всемирном Израильском центре, эмиссары которого периодически появляются в Советском Союзе под видом представителей торговых фирм и компаний. А имитация голоса — дело здешнего резидента, имя которого для Генриха Григорьевича не составляло тайны.

Человек, принесший на Лубянку это донесение, сидел напротив, положив на колени черную меховую шапку пирожком, еще сырую от растаявшего снега, и смотрел, как Ягода читает бумагу, шевеля тонкими губами.

Закончив читать, заместитель председателя ОГПУ вложил листок в папку и попросил принесшего донесение подождать в приемной, а сам вызвал своего помощника. Разговор товарища Ягоды с помощником занял не более минуты.

Еще через полчаса из ворот дома на Лубянке выехала крытая черная легковая машина, задние колеса которой были обмотаны цепями, и покатила в сторону Москвы-реки. Она долго ехала по набережной, вырывая светом фар то темное здание, заштрихованное косо несущимся снегом, то арку моста, то купу черных деревьев. Вот уже и город остался позади, а машина все катит и катит вдоль реки по едва приметной дороге, переваливаясь на снежных заносах, а иногда и буксуя в них.