Сьюзан Вриланд - Клара и мистер Тиффани

Мой отдел усох. Корнелия уволилась, жалуясь, что работа стала слишком непосильной для нее, потеряла я и Люси Минник, когда та вышла замуж за печатника. Недавно ушли две из первых шести девушек: Грейс де Люз занялась керамикой, а Элла Эгберт щеголяла обручальным кольцом на руке. Каждая из них была ощутимой потерей. Я металась в поисках замены. Резка для новой мозаики была бы идеальной школой для обучения новых девушек, поскольку подразумевала просто изготовление одного прямоугольного кусочка за другим.

За ужином я поинтересовалась у Хэнка, есть ли способные девушки на курсах в «Художественном и образовательном союзе Ист-Сайда», где он преподавал.

— Способные? Как же, есть. Ольга София Липска, полька лет четырнадцати. Обязательное школьное обучение отсутствует, зато одарена исключительно. Я хотел бы продержать девушку подольше, чтобы увидеть, созреет ли ее самобытность до уровня ее мастерства в рисовании. Если отдам ее вам, она станет подражательницей Тиффани.

— Это не так уж плохо, Хэнк.

— И все-таки я предпочел бы сохранить девушку до тех пор, пока ее семья в состоянии прожить, не посылая дочь работать.

— Ты собираешься заставить меня ждать, когда человек нужен мне сейчас.

— Мне доставляет большое удовлетворение поощрять и обучать художников из иммигрантских семей, чтобы они творили на основании своего собственного опыта. В конце концов искусство иммигрантов Нижнего Ист-Сайда может стать более американским, нежели творчество художников, проучившихся в школе «Метрополитен» и других академиях искусства.

— Вы имеете в виду изображения этих ужасных домов съемного жилья и урн для окурков? — вмешалась миссис Хэкли.

— Не только. Красота имеет много обличий. Скорее это вопрос чувствительности, нежели объекта. Я не могу не думать о том, на что была бы способна эта польская девушка, если ее наставить на путь истинный. Нет, я пока не могу выпустить ее из-под своего крыла.

— А что, действительно можно обнаружить талант у четырнадцатилетнего подростка? — удивился Бернард.

— Да. Но трудно предсказать, будет ли эта Божья искра гореть с достаточным постоянством, чтобы выжить в этом мире, — вздохнул Хэнк.

— И кто же может стать художником?

— Что касается визуального искусства, то это человек, который испытывает наслаждение от длительного и глубокого созерцания определенного предмета или объекта, пока не увидит, каким образом его форма может быть передана в палитре оттенков, и который может воссоздать эту форму на плоской поверхности, — разъяснил Хэнк.

Бернард помолчал, предавшись еде, потом спросил:

— Так это всего-навсего вопрос изучения технических приемов?

— Не торопитесь, — предостерег его Дадли. — Это свойственно человеку, который желает поделиться своим удовольствием от лицезрения мира как эстетического явления, что-то вроде непрекращающегося зрелища из цветов и линий. Он полагает, что воссоздает из мира то, что обладает силой возбудить мысли или чувства человека.

— Вы хотите сказать, созерцание объектов искусства может сделать человека высокоморальным? — Миссис Хэкли уставилась на Дадли поверх кусочков картофеля на своей вилке. Вопрос, чреватый подвохом.

— Если только он открыт к этому, потому что искусство облагораживает его душу, делает более ценящей все, более чувствительной и сопереживающей, — убежденно провозгласил Дадли.

— Высокие требования, — задумчиво изрек Бернард. — Хотя я знаю кое-кого, кто мог бы подойти по техническим требованиям. Сестра моего посыльного из конторы. Их отец — литограф, и она прилично рисует. Девушка делает рождественские открытки, а отец их печатает. Я покажу вам ту, что получил в этом году.

— Сколько ей лет?

— Моложе брата, а ему девятнадцать.

— Если ей уже восемнадцать, то это — проблема. В таком возрасте девушки остаются на несколько лет, а потом увольняются, чтобы выйти замуж. Иногда их радости настолько незамысловаты, что стоит мужчине только взглянуть на них, и они тают. Один поцелуй — и прощай работа, а мне приходится обучать новых.

— Разве они не могут остаться?

— Политика Тиффани. Никаких замужних женщин в студиях.

Его лицо омрачилось настолько, что приобрело рассерженный вид.

— Ладно, присылайте девушку. Я дам ей пробное задание.

Тереза Баур явилась в студию с длинным, кобальтово-синим боа из перьев, наброшенным поверх блузки, — темноволосая, небольшого роста, с хитро бегающими глазками, гордая принесенными с собой рождественскими открытками. От нее веяло самоуверенностью, по дешевке купленной у «Вулворта» за пятнадцать центов.

— Я схватываю все налету и настроена не останавливаться на достигнутом. У меня есть способности, чтобы делать это, и я не боюсь воспользоваться ими. — Она закинула свое боа из перьев через плечо.

— Сколько вам лет?

— Пятнадцать.

Люди старой закалки назвали бы ее бесстыжей девкой, но я сочла Терезу амбициозной и энергичной. По крайней мере она не лгала. Если только эти открытки не чужая работа.

— Вы можете рисовать с натуры? — Я положила перед ней бумагу и карандаш и указала на Кэрри Макниколл, работающую за ближайшим столом. — Продемонстрируйте-ка мне ваше умение.

За короткое время она воспроизвела удивительное сходство.

— У вас было какое-то обучение искусству?

— Меня учит мой отец.

— Вы работаете в настоящее время?

— Я печатаю на машинке в типографской мастерской моего отца в Бруклине.

— Он вам платит?

— Нет, — призналась девушка стыдливо.

— Выбросьте боа в мусорный ящик на пути домой. В понедельник наденьте галстук, как и все работающие женщины. Я беру вас с испытательным сроком в одну неделю.

— С гарантированной понедельной оплатой?

— Да. Шесть долларов пятьдесят центов во время испытательного срока, семь — как ученице.

Должно быть, разнесся слух, что я набираю людей, потому что на следующий день в студию вошла девушка в сопровождении молодого человека, которого я опознала как работника из мужского отдела витражей. Он мягко подтолкнул девушку в моем направлении и ушел. Та медленно приблизилась ко мне, сцепив руки под грудью, закутанная в шаль на манер бедных женщин, которых я видела на картинах голландских и французских художников.

— Да?

— Мое имя Нелли Уорнер, мисс. Надеюсь, у вас есть какая-нибудь работа для меня. Я умею резать стекло.

Она выглядела пышущей здоровьем девушкой, с россыпью веснушек цвета корицы на щеках молочного оттенка.

— Откуда же ты умеешь?

Девушка залилась краской.

— Мой дружок научил меня. Я могу показать, если вы пожелаете.

Как же мелодичен ее голос с легким ирландским акцентом! Я жирным карандашом прочертила искривленную линию на куске стекла и дала ей свой алмазный диск. Она правильно взялась за него, уверенной рукой разрезала стекло и ловко подхватила его.