Гуннель Алин - Ганнибал-Победитель

Здесь, наверху, царит вечная зима. Белым вихрем кружится снежок, лёгкой порошей прикрывший твёрдый прошлогодний наст. Близится закат Плеяд [156]. Нам не приходится ждать ничего, кроме стужи, снега и ночного мрака.

Итак, горная дорога вывела нас к самой высоте. Мы ещё издали завидели седловину, и по войску пронёсся вздох облегчения. Ранее мы отклонились от Арка и пошли вверх по одному из его притоков. Ганнибал не ошибся. Мы попали в просторную долину, в которой может разбить стоянку вся рать. Главнокомандующий распорядился о двухдневном отдыхе. Мы надеемся, что подоспеют отставшие; эта надежда оправдывается. К нам также подтягиваются по тропе кони, испугавшиеся и убежавшие во время атаки горцев, и вьючные животные, потерявшие свою поклажу.

Я стараюсь держаться возможно ближе к Ганнибалу. Мне хочется выведать его настроение и побольше узнать из роняемых им слов. Позавчера я участвовал в странной вылазке. Кое-кто может решить, что о случившемся там не стоит рассказывать в моей рабочей тетради, однако это мнение поверхностно и неверно. Дело в том, что я не просто описываю события, которые мне довелось наблюдать и в которых я участвовал. Я перехожу сразу к сути и показываю знамения, говорящие сами за себя. Таким образом достигается изображение значащего мира, мира смыслов. Я взял себе за правило: то, чего нельзя высказать, не следует замалчивать, его нужно изображать.

— Поедешь с нами? — спросил Ганнибал, прежде чем вскочить на коня.

— У меня нет оружия, — ответил я.

— И ты туда же! — рассмеялся Ганнибал.

У него было обложено горло, и он здорово хрипел. Та же напасть поразила и меня. Я никогда в жизни не говорил таким низким и осипшим голосом, чего Ганнибал никак не ожидал. Теперь он, что называется, посмотрел на меня новыми глазами.

— Моего оружия хватит на двоих, — отсмеявшись, произносит Ганнибал.

— Если не буду в тягость, с удовольствием поеду.

Услышав меня, Ганнибал снова не может удержаться от смеха. Вероятно, я действительно произвожу комичное впечатление с этим басом, подобающим морскому волку. Такой голос не соответствует моей наружности.

— И это ты, в обычное время звучащий по-гречески столь красиво и мелодично. С твоим выговором кажется, будто гласные танцуют на радуге из солнечного света, бриза и аромата цветов.

— Теперь и ты у нас заделался поэтом, — говорю я.

— Айда, Йадамилк! Ты будешь под защитой пятидесяти всадников. Кстати, тебе повезло, что ты сохранил коня.

— Я почитаю себя счастливцем, — признаю я, но не заикаюсь о том, что у меня есть ещё один выживший конь.

Вот как получилось, что я оказался участником карательной экспедиции в одну из окрестных долин. Предполагалось, что мы уничтожим всех встреченных врагов, захватим все попавшиеся съестные припасы и подожжём оставленные без присмотра жилища.

Надо сказать, что наша часть экспедиции ушла совсем не далеко. Ганнибал остановил нас у первой же хижины. Сорок конников продолжили рейд, причём Главнокомандующий потребовал, чтобы они не лезли на рожон. Он хотел вскорости увидеть их целыми и невредимыми.

— Нам с Йадамилком нужно полечить голосовые связки, — говорит он непревзойдённому Карталону, исполняющему все поручения Ганнибала и отлучающемуся от Главнокомандующего лишь по строжайшему повелению последнего. — А ты, Карталон, съезди привези нам вина и мёду.

Всё это может показаться чистым капризом Ганнибала. Почему нам было не повернуть назад? Что мы забыли в покинутом жителями доме? Горячее вино мы могли пить где угодно. Всё войско находилось в пути. По меньшей мере четыре карательные экспедиции вторглись в соседние долины, дабы хорошенько напугать и примерно наказать разбойников и насильников. У них ведь тоже были свои слабые места: дома и очаги, жёны и дети, дорогая скотина. Может быть, Ганнибалу просто захотелось походить по деревянному полу? Лучшего объяснения я не нахожу.

Мы осматриваем дом, который, в отличие от большинства, стоит на каменном фундаменте. Мы не обнаруживаем ничего ценного и ни одной живой души. Мы с Ганнибалом усаживаемся за большой стол, только сначала Ганнибал несколько раз проходится взад-вперёд по комнате, и по походке видно, как он стосковался по деревянному полу. Двое солдат приносят дрова и разводят огонь. Когда мы остаёмся одни, Ганнибал самым своим сиплым голосом произносит:

— Теперь, Йадамилк, я уж тебя допрошу всласть. Раньше никак не получалось. Теперь у нас с тобой есть время друг для друга.

— Мне особенно нечего сказать, — смиреннейше отзываюсь я.

— Может, ты скажешь, как говорят двое моих греков, Сосил и Силен, которые перестали писать. Оба утверждают, будто писать больше нет смысла. Они не в состоянии обнаружить ничего, за что бы меня похвалить. Ни моя стратегия, ни моя тактика им не по вкусу.

— Какое нахальство! — сердито бросаю я.

— Значит, ты продолжаешь писать обо мне и о нашем походе?

— Естественно. Когда выдаётся свободная минута.

— Интересно было бы послушать какой-нибудь отрывок.

— Мои записи делаются наспех. Они отнюдь не готовы для чтения.

— Ты не жалеешь?

— О чём?

— О том, что присоединился к походу.

— Как у тебя язык повернулся! Конечно нет. Кстати, ты же приказал мне.

— Не пытайся снять с себя ответственность. Ты просто умолял взять тебя.

— Ложь!

— Решение было за тобой!

— Признаю.

Всё это время Ганнибал смеялся.

— Я действительно повелел тебе следовать с нами, — признает он. — Через тебя многое дойдёт до твоего отца, и я полагаю, ты захочешь...

Из-под пола донёсся душераздирающий женский крик, сразу следом за ним — мужской. Ганнибал вскочил со стула.

— Ага, значит, тут остались жители. Мы не заметили их, потому что не осветили все закоулки у нас под ногами.

И женщина и мужчина продолжают орать.

— Их что, приканчивают? — удивлённо спрашиваю я.

Ганнибал уже устремился вон. Я последовал за ним, только в более ленивом темпе.

— Тут роженица с мужем, — выкрикивает кто-то.

— Он лежит в куваде, — уточняет другой.

Не я, а Ганнибал знал, что такое «кувада».

— А, мужские роды! Ведите обоих сюда! — приказывает он.

— Они не могут ни ходить, ни стоять.

— Мужчине в этих случаях приходится не легче, чем женщине, — объясняет один испанец. — Он платит за своё отцовство муками в течение пяти дней и четырёх ночей. Его страдания столь же реальны, как и страдания матери.

Ганнибал пробрался между воинами, столпившимися у двери в каменный подвал. Я не отставал от него.

Женщина лежала на полу, корчась от родовых схваток. Она и муж орали один громче другого. Теперь они были вдобавок перепуганы нами. Мужчина схватил себя под коленями и скрючился, поджав ноги к самому подбородку.