Гуннель Алин - Ганнибал-Победитель

На всех женщинах длинные складчатые одежды чистых, хотя и неярких тонов. На шее они носят золотые ожерелья, повыше локтя, а у некоторых и на запястьях я вижу браслеты. В наступающих сумерках выделяется белая кожа женщин, щёки у них красные от травяного настоя, крылья бровей подтемнены, подкрашены даже кончики пальцев. Женщин отличают высокий рост, широкие бёдра, прямая осанка. Они ступают на редкость красиво, с чувством собственного достоинства.

Одна из женщин приближается ко мне и осмеливается заговорить с чужестранцем. От неё исходит мелодичный перезвон — из-за пришитых к подолу юбки крохотных колокольчиков. Она протягивает мне пенящийся кубок.

— Что там? — не слишком любезно спрашиваю я.

— Попробуй, — предлагает она.

Я осторожно пригубливаю, затем делаю основательный глоток и, наконец, осушаю сосуд. Сначала на языке чувствовался привкус мёда. Потом напиток утолил мою жажду. Но он не притупил моей разбуженной любовной тоски.

— Что это было? — интересуюсь я.

— Корма, — отвечает женщина.

— Корма?

— Ну да. Это вид мёда. Он, как и вино, бывает разных сортов. Корма — один из лучших.

— Очень вкусно, — говорю я.

— Ты посмотрел на низ кубка? — спрашивает она.

— Нет. А что, надо было?

— Если хочешь.

Я разглядываю кубок. Внизу в него вделана золотая монета с изображением быка, на спине которого стоят три журавля. Сам кубок бронзовый. Вдоль внешней стороны выгравирован абстрактный узор из переплетений и извивов, явно навеянный весенним мотивом — свежими листочками и веточками.

— Изумительно, — говорю я. — Видимо, у вас очень искусные ремесленники.

— Это верно, — отзывается она. — Главное место в нашем государстве занимает царь, далее идут воины, затем — мастера, в первую очередь оружейники. Впрочем, нет, главнее всех, пожалуй, друиды. Они разрешают споры и дают советы, в том числе военные. Царь практически не может ослушаться этих советов, не накликав на себя беды.

— Запомним.

— Я сама вдова, по происхождению из аристократической семьи, — внезапно признается она и смотрит на меня прямодушным, искренним взглядом. — Я богата и многое повидала в этой жизни.

И тут мною завладевает Афродита.

— Меня зовут Йадамилк, — отвечаю я, — и я поэт.

— Меня зовут Хиомара. Мне дали это имя в честь кельтской женщины, которую превозносили за её мудрость и за высокие духовные качества. Барды часто вспоминают её в своих песнях. Будь я бардом, я бы спела для тебя.

— Если ты знаешь песню про неё, перескажи её мне.

— Хиомара была супругой Ортиагона, царя кельтского племени богов. Во время одного из сражений она попала в плен, и её обесчестил военачальник. Хиомара тоже принимала участие в битве. Про нас говорят, что целое войско чужеземцев не может устоять перед кельтом, если он возьмёт себе на подмогу жену. Вытянув шею, скрежеща зубами и размахивая бледными руками, она принимается раздавать тычки и пинки, забрасывая неприятеля ударами, словно камнями из катапульты.

Хиомара сжимает руки в кулаки и машет ими у меня перед носом. Мы оба смеёмся. Я уже полностью под властью Афродиты.

— Однако на этот раз царица Хиомара оказалась дорогим трофеем более чем в одном смысле. Военачальнику пришлось разрываться между похотью и жадностью. Когда ему пообещали за пленницу большой выкуп, он согласился и отвёз Хиомару на условленное место. Стоило кельтам передать военачальнику оговорённую сумму золотых, как Хиомара знаками попросила своих соотечественников умертвить его, когда он будет прощаться с нею. Военачальник в последний раз обнял царицу, и в этот самый миг кельты пронзили его мечом. Потом они отрезали ему голову. Хиомара подхватила голову и спрятала в складках своей одежды. Вернувшись к супругу, она бросила голову к его ногам. «Верность — вещь крайне важная, жена моя», — молвил изумлённый царь. «Да, — ответствовала она. — Но есть нечто ещё более важное». — «Что же?» — спросил царь Ортиагон. «Из мужчин, которые были моими любовниками, я дозволяю жить только одному». Подобно царице Хиомаре, я не могу дозволить, чтобы на свете одновременно существовали двое любивших меня мужчин.

— А сейчас? — пытаю я, прикасаясь к обнажённой руке Хиомары.

— Сейчас один уже есть, — с ослепительной улыбкой откликается она.

Я содрогнулся, не в силах представить свою отрубленную голову в складках женского платья. Афродита мгновенно утратила надо мной власть.

— Я хотела бы просветить чужеземца и поэта: мы, кельтские женщины, пользуемся большим уважением мужей, нежели, скажем, несчастные гречанки, которых держат взаперти, ограничивая круг их интересов едой и детьми. Нам живётся и лучше, чем римлянкам. Мы в открытую общаемся с лучшими мужами, тогда как римским жёнам приходится терпеть тайное совокупление с наихудшими.

— Мы, карфагенские мужчины, тоже высоко ставим наших жён, — удаётся ввернуть мне. — В вашей стране я видел только жрецов-мужчин. У нас в храмах служат и женщины.

— В виде сакральных проституток? — довольная собой, смеётся Хиомара.

— Да нет же, — отвечаю я. — В виде целомудренных жриц со своим собственным культом.

— У нас есть специальные места с женщинами-жрицами. Некоторые обряды исполняются только женщинами, по очень строгим правилам. Например, они уничтожают старый год, срывая кровлю, чтобы затем заново положить её. На одном острове неподалёку от кельтского побережья живут женщины, одержимые богом Езусом, тем самым, что известен как великий очиститель, который в мгновение ока обрубает все ветви на небесном древе. Они поклоняются Езусу с помощью священных ритуалов. Ни один мужчина не осмеливается причалить к их острову. Но сами женщины иногда переправляются на материк и тогда отдаются мужчинам. Рожают они исключительно девочек. Во всяком случае, вырастают у них лишь девочки. Каждый год они срывают крышу с храма Езуса и в тот же день настилают новую. Они вынуждены торопиться, поскольку работу эту следует завершить до захода солнца. Если какой-нибудь женщине случится уронить ношу на землю, остальные разрывают свою товарку на куски и обходят с ними вокруг святилища, возглашая: «Эуой! Эуой!» Бывает, что женщину, предназначенную в жертву, нарочно толкают, чтобы она выронила ношу из рук. Нельзя же оставлять жертву на волю случая. Наши божества строги и требовательны.

— Наши тоже, — говорю я.

— Особую строгость они проявляют на рубеже лет.

— А наши — если случается несчастье.

— На исходе следующего месяца мы будем справлять самухин , — рассказывает Хиомара. — При этом сжигается старый год и возводится новый. Мужи соперничают друг с другом, кто возьмёт на себя самую тяжкую ношу. Чем больше ноша и чем выше они хотят её поднять, тем труднее даётся каждый шаг — но и тем почётнее победа. А боги очень придирчиво наблюдают за соперничеством, повышая требования. Достаточно ли велика твоя жертвенная ноша? Дотягиваешь ли ты до мерки?.. В ночь накануне самухина выпускаются души умерших, и они свободно бродят среди живых. Тогда мы все приобщаемся к воспоминаниям о сотворении мира, когда хаос был превращён в теперешний порядок.