Джек Дэнн - Собор памяти

Леонардо уделил объявлению лишь столько внимания, сколько понадобилось, чтобы взглянуть на него, потому что подобные заявления всегда вывешивали на столбах в дни священных праздников и карнавалов, когда повсюду разъезжала стража.

Переполненные улицы и переулки вокруг Виа деи Серви провоняли навозом, и сотни приверженцев Медичи скакали в armeggeria [20] Вооруженный отряд (ит.). . Шествие Медичи, двигаясь навстречу Пацци, медленно приближалось к собору. Процессию эту составляли компании по дюжине, как предписывал закон, человек в каждой: двенадцать — апостольское число.

Делом armeggeria было демонстрировать мощь таких компаний. Частенько стычки между компаниями враждебных семейств превращали праздники в битву. Чаще, впрочем, поваленными и покалеченными оказывались не благородные зачинщики, а любопытствующие зеваки. Все отпрыски знатных родов, что поддерживали Медичи — Нерони, Пандольфини, Аччиоли, Альберти, Руччелаи, Аламанни, — были здесь, с оружием в руках и в цветах Медичи; и Джулиано и Лоренцо, великие предводители сборных отрядов, тоже были верхом — они скакали на одинаковых мышастых конях, подаренных королём Неаполя Фарранте.

Процессия Пацци приближалась; скоро будут слышны звуки труб, на которых играют пажи в первых рядах их стражи.

— Сандро очень рискует, принимая участие в процессии Пацци, — сказал Леонардо Зороастро, когда они подходили к собору. — Это компрометирует его, ведь он близкий друг Медичи. Мне всё это не нравится, и особенно я тревожусь за Джиневру. Надеюсь, его великолепие держит в руках своих людей: уверен, что этой ночью им захочется пролить немного крови Пацци.

— В канун Пасхи это запрещено Богом, — заметил Зороастро.

— Вот не знал, что ты религиозен, Зороастро, — саркастически заметил Леонардо.

— Мало кому известна моя глубочайшая духовность, — отозвался Зороастро. Чуть заметная улыбка растворилась во тьме.

— Думаю, кремни обеспечат нам защиту от кровопролития. — Леонардо выпустил руку Никколо. — И Медичи и Пацци уважают святые реликвии... Я не хочу искать тебя в этой толпе, — сказал он мальчику. — Ты должен стоять рядом с нами. Понятно?

Никколо кивнул, но внимание его было занято стражей и группкой зловещих Товарищей Ночи, поддерживавших Медичи; одетые в тёмное доминиканцы носили неофициальное, но ненавидимое звание inquisitore [21] Инквизитор (ит.). . Стражу Медичи пышно разодели в доспехи и ливреи алого бархата с золотом. Копья и мечи блестели в багряном сиянии факелов. Кони были богато изукрашены, в тех же цветах, что и всадники. Более пятидесяти факельщиков в синем Дамаске и коротких плащах, расшитых гербами Медичи, шли впереди и позади воинов, которых возглавляли Лоренцо и Джулиано. Джулиано, как всегда, прекрасный, одет был целиком в серебряное; его шёлковый корсаж украшали жемчуг и серебро, а на шапке красовался огромный рубин.

15 то же время его брат Лоренцо, не столь прекрасный, но неоспоримый глава шествия, надел лёгкий доспех поверх того же костюма, в котором был на вечеринке, и широкий бархатный плащ, расшитый щитами из лилий и palle с надписью «Le temps revient» [22] «Времена возвращаются» (фр.). . Тем не менее он вёз — как уступку пышности и протоколу — свой щит с «II Libro» [23] Книга (ит.). , огромным алмазом Медичи, который, по слухам, стоил двадцать пять сотен дукатов; он сиял под гербом Медичи, состоящим из пяти окружностей и трёх геральдических лилий.

Перед братьями Медичи шла фаланга одетых в белое аббатов, капелланов, алтарных служек, трубачей и кающихся братьев. Они окружали низкую, окутанную белоснежным Дамаском повозку, на которой возлежал святой образ — икона. Толпы мастеровых, наёмных рабочих, бедных крестьян и ремесленников кричали: «Misericordia!» [24] Милосердие (лат.). — и молили простить им грехи, когда повозка проезжала мимо.

— Это же Богоматерь Импрунетская, — пробормотал Зороастро, кланяясь святому образу, который сопровождали доминиканцы. — Она прославилась многими чудесами. Как же, должно быть, необходимо Медичи её заступничество, если они привезли её из церкви за городом!

Церковь утверждала, что икона написана самим Святым Лукой и что образ может чудесно изменять погоду. Народ Флоренции почитал Богоматерь Импрунетскую, ибо она была для людей воплощением любви Господа, чудом, ставшим реальностью. Они были абсолютно уверены в сверхъестественной силе этой иконы: когда в шествии участвовала Богоматерь Импрунетская — дождя не бывало. Воистину Бог не желал, чтобы Его слёзы падали на святой облик.

Но Зороастро ещё не успел договорить, как начало моросить, а потом пошёл дождь. Мгновение тишины — а следом тревожный шум; мужчины и женщины перешёптывались в страхе перед нависшей неведомой угрозой. Потом поднялся крик: толпой овладевала паника. Зрители искали укрытия под арками, крышами и в дверных проёмах; камни мостовой блестели, отражая мерцание факелов. Участники процессии озирались, будто вдруг потеряли уверенность, хотя Лоренцо и Джулиано старались переубедить их и укрепить их дух.

Укрывшись под аркой с Леонардо и Никколо, Зороастро едва слышно прошептал:

— Дурное знамение.

— Чушь, — отозвался Никколо, но тем не менее оглянулся на Леонардо в поисках одобрения.

— Ребёнок прав, — согласился Леонардо. — Это просто совпадение, хотя и несчастливое для Медичи.

— А по-моему, Матерь Божия не хочет, чтобы Медичи использовали её в личных целях, — сказал Зороастро. — Эта ночь — ночь Пацци.

— Ты говоришь о картине, как будто это сама Мадонна, — сказал Леонардо. — Как крестьяне, ты веришь, что образ более реален, чем сама жизнь. Картина не видит, не чувствует, не может изменить погоды. Будь иначе — я был бы уважаемым и богатым престидижитатором, а не бедным художником. — Он оборвал себя, потому что напустился на друга ни за что ни про что.

— Ну, снова забил фонтан ереси, — хмыкнул Зороастро, однако безо всякой злости. Он играл другую роль, возможно скрывая глубину своих чувств: говорил спокойно и тихо и стоял недвижно, точно окаменев. — Ты поклоняешься кисти и краскам, и я не удивляюсь, что для тебя так трудно перейти к Христовой правде. Думаю, ты проводишь слишком много времени с мессером Тосканелли и евреями из квартала шлюх.

— Мастер Тосканелли ходит к мессе и каждую неделю принимает Святое Причастие, — возразил Никколо. — Ты всегда ставишь знак равенства между ересью и самостоятельными мыслями?

Леонардо улыбнулся, но улыбка быстро погасла.

— Я утверждаю, что Священное Писание, и только оно, несёт нам высшую истину. Но, каюсь, я не принимаю всерьёз измышления священников, живущих за счёт мёртвых святых. Они не тратят ничего, кроме слов, — а получают богатейшие дары потому лишь, что, по собственным их заявлениям, обладают властью даровать рай чувствительным душам вроде твоей.