Джек Дэнн - Собор памяти

Лишь сейчас, приехав сюда, Леонардо понял, как он истосковался по дому. Небо было ясным, а воздух — прозрачным; но мучительные воспоминания затуманивали его взор: он вернулся в детство и снова скакал верхом с дядей Франческо, которого в семье звали lazzarone [73] Лодырь (ит.). , потому что он не пожелал ограничить радости жизни одним ремеслом. Леонардо и Франческо, который был намного его старше, разъезжали, точно два принца, по всей округе, собирая ренту для Леонардова деда, патриарха семьи, — мягкого и педантичного Антонио да Винчи.

И, трепеща от пережитого тогда страха и радости, вспомнил он о чудище, которое отыскал в стылой, тёмной, высокой пещере на скользком склоне горы Альбано. Ему было тогда тринадцать лет; в тот же год он стал учеником у Верроккьо.

Леонардо повёл свою «свиту» из друзей и молодых подмастерьев вниз по мощённой булыжником дороге, мимо голубятни на длинном шесте — к горстке домов, окружённых садами, сараями, крестьянскими хижинами, крытыми землёй, и совершенно одинаковыми шелковицами, которые высаживал его дядя Франческо. «Лодырь» Франческо экспериментировал с шёлкопрядением, что могло оказаться весьма выгодным: самой богатой и влиятельной во Флоренции была Арте делла Сета — гильдия шелкоделов.

— Эй, Леонардо! — окликнул его Франческо из двора большого чистого дома, что некогда принадлежал синьору Антонио.

У Франческо, как и у его братьев, волосы были тёмные, вьющиеся, поседевшие на висках и поредевшие на макушке. Лицо казалось напряжённым — возможно, из-за опущенных уголков рта и крупного орлиного носа; глубокие морщины пролегли под глазами и по костистым щекам, придавая лицу властное выражение. Франческо заключил Леонардо в медвежьи объятия, едва не удушив его, и сказал:

— Поздравляю, племянничек, ты поставил этот дом вверх дном. Так хорошо я не проводил время с тех пор, как забавлялся с одной крестьяночкой, которая...

— Франческо! Довольно с нас твоего... tauri excretio [74] Бычий помёт (ит.). . — В дверях дома появилась жена Франческо Алессандра. Она славилась своими длинными золотистыми волосами.

— Почему бы не сказать попросту «дерьма», любовь моя?

— Потому что я, хоть и обречена жить с медведем, который только и делает, что ест, спит и...

— Срёт, — подсказал Франческо.

— ...испражняется, — договорила Алессандра, — я предпочитаю оставаться дамой.

Она поцеловала Леонардо и пригласила его с друзьями в дом.

— Твой отец вне себя от волнений, — сообщил Франческо.

— Я так и думал. — Леонардо вошёл в зал. — Чудесно повидать тебя, дядя.

За этой просторной высокой комнатой было несколько спален, два камина, кухня с двориком и мастерские, где время от времени ночевали крестьяне, работавшие на нескольких хуторах да Винчи; выше был второй этаж с тремя комнатами и камином, а десятью ступенями ниже — подвал, куда Леонардо обычно прятал найденных им мёртвых животных. Всё было выскоблено до блеска; как же, должно быть, гонял и без того старательных Франческо и Алессандру отец Леонардо, чтобы подготовить дом к приезду Лоренцо и его свиты!

Эта комната была заново обставлена постелями, сундуками, скамьями и шкафом — чтобы разместить кое-кого из младших свитских. Лоренцо отец, без сомнения, отдаст собственную спальню.

— Покуда совсем не размяк, племянничек, поди-ка побеседуй с отцом, — предложил Франческо, скорчив гримасу.

Леонардо вздохнул, ощутив беспокойство, которое всегда появлялось у него в присутствии отца — словно Леонардо был его учеником, а не сыном.

Пьеро спустился навстречу Леонардо из своей комнаты наверху. На нём было магистерское одеяние, на голове шёлковая шапочка beretta без полей — словно он в любой миг ожидал приезда Лоренцо.

— Приветствую тебя, сын мой, — проговорил он, — и вас также, Сандро Боттичелли.

— Приветствую вас, синьор Пьеро. — Сандро поклонился.

Леонардо с отцом обнялись.

— Франческо, не будешь ли ты так добр устроить друзей моего сына? — спросил Пьеро и крепко взял Леонардо за локоть. — Могу я на несколько минут похитить тебя у товарищей?

— Конечно, отец, — вежливо отвечал Леонардо, позволяя вести себя наверх.

Они вошли в кабинет, где стояли длинный узкий стол для писцов, кресло хозяина и скамья с двумя восьмигранными подушками; пол был украшен шахматным узором. На табурете у стола сидел писец и старательно, напоказ делал записи в большой, переплетённой в кожу бухгалтерской книге. Хотя обстановка и выглядела строгой, на ней лежал отпечаток вкуса выскочки: Пьеро желал, чтобы его именовали не синьором, а мессером, и мечтал носить меч, что было прерогативой рыцаря.

— Не оставишь ли ты нас одних, Витторе? — сказал Пьеро писцу. Юноша встал, поклонился и вышел.

— Отец? — Леонардо ожидал худшего.

— Не знаю, бранить тебя или поздравлять.

— Второе предпочтительней.

Пьеро улыбнулся.

— Андреа обрадовал меня: Великолепный пригласил тебя работать в его садах.

— Это правда.

— Я горжусь тобой.

— Спасибо, отец.

— Так что, как видишь, я был прав, заставляя тебя трудиться без отдыха.

Жаркая кровь прилила к лицу Леонардо.

— Ты хочешь сказать — забирая всё, что я зарабатывал, так что я даже не мог набрать достаточно, чтобы заплатить вступительный взнос в гильдию художников?

— Эти деньги шли на поддержку семьи... твоей семьи.

— А теперь семья — вернее, ты — лишается этой кормушки.

— Меня не заботят — и никогда не заботили — деньги, — сказал Пьеро. — Я старался лишь правильно воспитать тебя. Твой характер до сих пор беспокоит меня.

— Благодарю.

— Прости, но я твой отец, и в этом мой долг... — Он сделал паузу. — Едва ли ты можешь поступить лучше, чем избрать Лоренцо своим покровителем. Но ты никогда не был бы замечен, не предоставь я тебе возможности остаться у Андреа.

— Ты не оставил выбора ни мне, ни Андреа.

— Как бы там ни было, мастер Андреа позаботился о том, чтобы ты создал и завершил всё, что он поручал тебе. И, по крайней мере, старался помешать тебе сбегать и устраивать гулянки со своими приятелями-дегенератами.

— Значит, Сандро Боттичелли ты считаешь дегенератом? — Леонардо не смог скрыть гнева.

Пьеро нетерпеливо мотнул головой.

— Сандро вполне приемлем. Но я видел, ты приволок в мой дом этого юнца Мильоретти. О нём ходят дурные толки; он ничем не лучше твоего дружка Онореволи, того, что прозвали Нери.

— А, так ты о тех, кто не входит в свиту Великолепного.

— Не дерзи!

— Извини, отец.

— Онореволи не друзья Медичи; они близки с Пацци. Послушай доброго совета: держись от них подальше. Помяни моё слово, Пацци плохо кончат.

— Да, отец, — угрюмо сказал Леонардо.

— Опять этот тон!..

— Извини, если задел тебя.