Джек Дэнн - Собор памяти

В студии было невыносимо жарко. Никколо помогал Леонардо снимать с машины ворот и пару крыльев — их нужно было убрать в пронумерованный деревянный ящик.

— Чума приближается к нам, — заметил Никколо, когда все части были благополучно убраны. — Тиста говорил, что слышал, будто заболела семья близ Порта делла Кроче.

— Ну, а мы на рассвете уезжаем, — отозвался Леонардо. — Тебе поручение: проверь, чтобы всё было уложено как и куда надо.

Никколо был очень доволен; к слову сказать, он показал себя толковым работником.

— Но я всё же считаю, что мы должны подождать, пока испарения тьмы не рассеются — по крайней мере, покуда becchini [71] Могильщики (ит.). не вывезут трупы с улиц.

— Тогда выезжаем с первым светом, — решил Леонардо.

— Хорошо.

— Возможно, ты и прав насчёт becchini и трупов — они распространяют заразу. Но вот испарения тьмы...

— Лучше не рисковать, — сказал Верроккьо; он стоял в проёме дверей и исподтишка заглядывал в комнату, как мальчишка, которому удалось незамеченным пробраться в дом. Он придерживал дверь, и полуотворенная створка очертила вокруг него рамку, словно он позировал для собственного портрета; особый, мерцающий послеполуденный свет, казалось, изменил и смягчил тяжёлые черты его лица. — Думаю, это именно то, о чём говорили астрологи: парад планет, — продолжал Верроккьо. — То же было во времена великой погибели тысяча триста сорок пятого года, но тогда сошлись три планеты, а это большая редкость. Сейчас так не будет, потому что совпадение не настолько точное.

— Лучше бы тебе уехать с нами, чем слушать астрологов, — заметил Леонардо.

— Я не могу оставить семью, я же тебе говорил.

— Тогда увези их силой. Мой отец уже в Винчи: готовит главный дом для Лоренцо и его двора. Можешь считать это деловой поездкой: подумай, сколько заказов ты сможешь получить.

— Заказов у меня сейчас довольно, — сказал Андреа.

— Неужели это говорит Андреа дель Верроккьо? — ехидно удивился Леонардо.

— Мои сёстры и кузены отказываются уезжать, — сказал Андреа. — И потом... кто же будет кормить кошек? — Он улыбнулся и вздохнул. Казалось, отказавшись, он испытал почти облегчение. — Моя судьба в руке Божьей... как было всегда. И твоя тоже, мой юный друг. Но я обещаю молиться за то, чтобы ты остался жив, и напишу в твою честь образ святого Николая Толентинского для монастыря в Бадио. Святой праведник почитается за многие чудеса; говорят, что особенно милостив он к морякам — а ты тоже своего рода моряк.

— Благодарю тебя за любовь, милый Андреа. — Леонардо помолчал и добавил: — Войдёт ли наконец в комнату мой благородный хозяин или он боится заразиться от двух несчастных подмастерьев?

— Как пожелаешь, — сказал Андреа, стягивая чёрную шапку, обесцвеченную гипсовой пылью. Потом, с неожиданно лукавым взглядом, распахнул дверь, пропуская Сандро Боттичелли.

— Пузырёк! — потрясённо воскликнул Леонардо. — Я думал, что ты в Карреджи.

Его друг набрал уже часть потерянного веса. Характерный румянец вернулся на лицо Сандро; светло-каштановые кудри отросли и были взлохмачены; но взгляд оставался тяжёлым, словно он всё ещё был под действием снадобий или магии. На нём была одежда цветов Медичи, а не короткая рубашка, какие обычно носила молодёжь. Леонардо почувствовал неловкость, но тут Сандро шагнул вперёд и обнял его.

— Я там и был, — сказал он, отерев пот со лба шёлковым рукавом. — Я боялся, что ты уже уехал. Времени у нас немного, потому что Лоренцо тоже уже в пути. Но я уехал пораньше, чтобы побыть с тобой, мой друг. Тебе трудно в это поверить?

— Конечно нет, — солгал Леонардо.

— Я всё объясню позже, — продолжал Сандро, — но я не могу не страшиться за тебя, раз уж ты решил сломать себе шею на этом сооружении, передразнивая ангелов.

— Я очень счастлив, что ты здесь, Сандро. Великая Птица готова к полёту, и тебе совершенно нечего страшиться... В конце концов, это же я её и построил.

Сандро хмыкнул и покачал головой; Андреа возвёл глаза к потолку. Леонардо смотрел на них с усмешкой, но в этой усмешке была изрядная доля бравады, потому что кошмар о падении снова посещал его. Потом он сказал:

— Если ничего не случится, завтра, едва рассветёт, мы уезжаем в Винчи. Ты, конечно, поедешь с нами.

— Я так и собирался сделать. Подумал, что ещё одна пара рук тебе не помешает.

Никколо стоял рядом с Сандро, явно радуясь его появлению.

— Я был хорошим помощником маэстро Леонардо, — сказал он.

— Воображаю, каким хорошим.

— Он многому научился, Пузырёк, — вступился за Никколо Леонардо. — Боюсь, теперь мне без него не обойтись.

— А как насчёт шлюх? Вылечился?

— Вряд ли шлюх можно считать заразой, — сказал Никколо и нервно улыбнулся, когда все рассмеялись. — А ты, маэстро, уже исцелился от меланхолии?

— Да, мой юный друг — насколько от неё вообще можно исцелиться.

— А мадонна Симонетта? С ней тоже всё в порядке?

— Никко! — Леонардо резко глянул на мальчика.

— Ничего страшного, Леонардо, — сказал Сандро. — Вполне допустимый вопрос. — Он повернулся к Никколо. — Да, с ней всё в порядке.

Но когда Сандро вновь обернулся к Леонардо, в глазах его читались вина и тревога — они-то и отражали истинное состояние его души.

Они покинули город сразу после рассвета, держась подальше от встречных омерзительных becchini, которые возвращались от общих могил, где без отпевания хоронили жертвы мора. Хотя в воздухе висел туман, день обещал быть прозрачным и ясным — в самый раз для путешествия. Два десятка трубачей и плакальщиков шли по Лунгарно Аччьятуоли, вдоль маслянистых неспокойных вод Арно — возвращались с похорон. Только очень достойный — или очень богатый — человек мог быть похоронен с такими почестями в эти дни, когда сама Смерть звонила в погребальные колокола.

Никколо и Сандро перекрестились, то же сделали Зороастро да Перетола и Лоренцо ди Креди, у которого было прекрасное и невинное лицо ангела с алтарного полотна Верроккьо. Кроме Сандро, Никколо и Аталанте Мильоретти, Леонардо ещё сопровождали несколько учеников Верроккьо; все они ехали в двух запряжённых лошадьми повозках, где под холстами лежали части Леонардовой Великой Птицы. Леонардо и Сандро шли рядом с первой повозкой, и Никколо с Тистой, кажется, с удовольствием предоставили их самим себе: они спорили, кому держать поводья.

— Обычно я добирался домой, в Винчи, за день, — говорил Леонардо Сандро, который был как-то неуютно отчуждён. — Я знаю, как срезать угол через Витолини, Карминьяно и Поджио-а-Кайяно. Это старая заброшенная горная тропа, что ведёт вверх по Монте-Альбано; но чтобы ходить там, нужно быть любителем лазать по горам. А с повозками рисковать нельзя, так что придётся нам ехать вдоль Арно и заранее смириться с допросами, которые станут учинять нам солдаты Великолепного в каждом городишке, куда мы ни заедем. Впрочем, у нас пропуск с печатью Лоренцо.