Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

— А насколько велик вал, который защищает его? — спросил отец.

Торговец расплылся в улыбке:

— Нам не требуется никаких стен, никакой защиты. Что толку врагам завоёвывать город с дворцом? Ведь они получают несравненно больше, если не угрожают ему, потому что, если бы не власть царя, не было бы из года в год всех тех товаров, которые мы поставляем во все самые отдалённые уголки, где в них нуждаются.

Отец погрузился в размышления об услышанном, а торговец продолжал свои восхваления:

— Царь такой же господин, такой же властитель, как ты здесь. За счёт своих связей с другими странами он обеспечивает нас сырьём и пищей, в которых мы нуждаемся. На Крите имеются запасы превосходной глины, которая дала толчок расцвету нашего гончарного искусства. Однако руки, которые изготавливают изящные вазы, блюда и кружки, расписывают их, обеспечивая тем самым превосходный сбыт, представляют собой собственность царя. Ему принадлежат мастерские литейщиков, каменотёсов, резчиков по дереву, а также мастерские, где изготавливают изделия из кожи и металлов. Разрушив Кносс, завоеватель погубит и искусство его ремесленников. А какой прок от мёртвого горшечника? Даже мёртвый раб ни на что не годен. Так что нам нет нужды в оборонительных стенах, — добавил он запальчиво. — А если бы и нашёлся враг, стремящийся нанести ущерб нашему Криту, то наш флот встретил бы его ещё в море и уничтожил.

Поскольку отец продолжал хранить молчание, торговец рассказывал дальше, перейдя к архитектуре дворцов, к критским богам, поведал о том, что стены и потолки многих помещений украшены цветными изображениями, что женщины носят богатые и изысканные наряды и что во дворцах имеются ванные, туалеты с водяным смывом, мусоропроводы и даже отличная канализация.

— А город? — спросил отец.

— Дворец стоит в окружении двориков и господских домов, в окружении целого пояса жилищ. Лучшие ремесленники трудятся, естественно, во дворце, однако и крестьянам нужна посуда, нужны плетёные корзины для зерна, столы и скамьи, постели и бочки, хотя для хранения воды, зерна и масла достаточно пифосов.

— Бесчисленное множество залов, комнат и комнаток... — задумчиво повторил отец. — Всё это должно походить на лабиринт, верно?

— Так у нас строят все города, — ответил торговец. — Как это лучше объяснить? — Он искал подходящего слова. — На северном побережье нашего острова на небольшом холме располагается Гурния. Это город обывателей. Я хорошо знаю это место, потому что там живут двое моих братьев. И в этом городе все постройки располагаются вокруг дворца губернатора. Вместе с двориком, где происходят торжественные церемонии, он служит центром, а вокруг высятся дома. Улицы узкие, но очень чистые. Здесь строят впритык, стена к стене, ищут защиты от солнечных лучей, любят, чтобы бок о бок жили соседи. И так повсюду: все нуждаются в помощи. В доме моих братьев семь комнат. Старший брат занимает с семьёй две последние, задние комнаты. Чтобы попасть туда, ему приходится проходить через помещения, где обитает второй брат. На улицу ведёт всего одна дверь. Может быть, такой дом смахивает на лабиринт, но подобная планировка имеет смысл. Хотя врагов у нас нет, но существуют хищные звери, змеи, насекомые и нечистые на руку люди. У меня в Кноссе тоже так. Хотя у меня и есть кое-какое имущество, обворовать меня невозможно, потому что вору пришлось бы переходить из комнаты в комнату и его непременно сразу же заметили бы. Мы думаем о семье и живём семьёй. Все знают друг друга, и мы не опасаемся ходить по комнатам, что бы там ни происходило.

— Значит, Кносс — это город? — поинтересовался я. — Я думал, что там всего один дворец.

Торговец удивлённо покосился на меня: по-видимому, он не ожидал, что юнец, которому едва исполнилось шестнадцать лет, задаст такой каверзный вопрос.

— Да, Кносс — город, — сказал он убеждённо. — Вероятно, города впервые возникли на Востоке, пожалуй, тогда, когда человек оказался в состоянии обрабатывать пашню и выращивать скот. Развитие земледелия и животноводства позволило освободить часть людей от этих забот, чтобы дать им возможность добывать руду и плавить металл. Другие стали ремесленниками. Возникла потребность в священниках и солдатах, а их требовалось кормить. Предпосылкой для возникновения городов послужил переход людей к оседлому образу жизни. Поэтому Кносс стал городом не из-за гигантского дворца, а из-за того, что его окружает множество вилл и деревень. Мой брат однажды посетил Ур — это столица Вавилонии. Ты не поверишь, но в Кноссе почти в два раза больше жителей. Любой город необходимо кормить. В Кноссе живут неплохо. Чтобы содействовать процветанию сельского хозяйства и торговли, там проложили даже мощёную улицу. В других странах к северу от Крита ничего похожего до сих пор нет. Улица ведёт от портов южного побережья и деревень Мессарры через весь остров к Кноссу. Сперва по этой улице попадаешь в гостиницу, а затем через крытую лестницу с колоннадой к южному входу во дворец. От этой улицы ответвляется другая и к западу от дворца ведёт через весь город на север, к портам. Я уверен, что любой город благоденствует только в том случае, если его связывают с окрестностями хорошие дороги.

Когда торговец удалился, отец снова взял в руки великолепное блюдо.

— Тому, что мы есть, — заметил он задумчиво, — мы обязаны людям, которые жили раньше нас. Нас сформировал Египет и Финикия. Хаммурапи был мудрым властителем Вавилона — он покровительствовал искусствам и дал своему народу хорошие законы. Запомни, сын: твоей самой важной задачей, когда ты станешь царём, будет дать подданным мудрые законы. — Он провёл рукой по лбу. — У хеттов прекрасный вкус, и даже цари Крита — торговец убедил нас в этом — дают миру очень много. Нам нужно стремиться развить в себе такое же чувство прекрасного, как и у них; возможно, по сравнению с ними мы просто варвары.

Пришёл капитан, которого он очень ценил.

— Подожди немного, — приказал отец.

Я стоял в соседней комнате и глядел на дорожный экипаж во дворе. Мои мысли были заняты чужими странами, чужими городами; я принялся играть с орехами, лежавшими на блюде; крупный орех изображал дворец, вокруг него я расположил дома, не забывая о прекрасных улицах, ведущих к порту.

И вот я снова оказался рядом с отцом. Капитан почтительно, с глубоким поклоном протянул ему вырезанную из слоновой кости фигурку.

— Это Апис, священный бык, — объяснил он.

— Слоновая кость почти белого цвета, — заметил отец. — У меня есть дощечка из того же материала, вероятно из Египта, ибо на ней изображён лежащий сфинкс. А цвет почти желтоватый.

Капитан кивнул.

— Цвет зависит от страны, откуда добыта эта кость. Слоновая кость из Восточной Африки отличается беловатым оттенком, из Западной — от желтоватого до красноватого, а из Центральной Африки имеет нередко даже зеленоватый цвет.