Сесилия Холланд - Иерусалим

— Ну что ж, тогда я тебе ничего не скажу. И всё же я настаиваю на том, чтобы показать тебе одно из прекраснейших мест на земле.

Когда Стефан увидит дворец, не будет нужды говорить ему, кто такой Али, — он догадается сам.

Они шли по заросшему травой пологому склону, который был усеян полураспустившимися розовыми кустами. Стефан жадно озирался по сторонам, глаза его раскрывались всё шире. Али крепко держал его за руку, словно вёл на поводке. Ему хотелось поговорить, но он видел, что Стефан не расположен к разговорам — и одно это уже о многом говорило Али.

Когда Стефан увидит весь дворец, когда узнает, кто такой Али, — он уже будет наполовину побеждён.

Они подходили к стене, подымавшейся из путаницы виноградных лоз; череда кипарисов закрывала её в том месте, где в высокой траве была проложена тропка. Али провёл Стефана по траве за кипарисы — там в дворцовой стене была небольшая дверца, и её никто не охранял. Пока Али возился с засовом, Стефан обернулся и поглядел за зелёную ограду кипарисов.

— В чём дело? — спросил Али.

— Мне показалось, что за нами кто-то крадётся, — ответил Стефан.

Али хмыкнул, забавляясь:

— Чего ты опасаешься? Это мой дом. Здесь я хожу, где хочу, и ты тоже можешь ходить, где хочешь, — покуда ты со мной.

Он распахнул дверцу и пропустил Стефана вперёд себя.

Они очутились у подножия ещё одного длинного пологого холма; на вершине его стояло большое здание — стрельчатые окна верхнего этажа, нижний этаж окаймлён галереей, крыша выложена красной черепицей, арочный вход. По склонам холма террасами тянулись сады.

— Здесь огороды, — сказал Али, — во всяком случае, будут, когда их засадят; а там, наверху, — мастерские, кухни и кладовые. — Он поглядел на Стефана, полагая, что тот впечатлён, — но Стефан снова оглянулся на приоткрытую дверцу в стене.

— Где Раннульф? — спросил он.

Али раздражённо нахмурился:

— Уверяю тебя, с твоим командиром поступят так, как он этого заслуживает. — К этому времени хамоватый тамплиер должен бы уже перебраться через стену и оказаться в руках людей Тураншаха, которые полной мерой воздадут ему за наглость. — Идём, Стефан, насладимся этой красотой вместе. Забудь ненадолго о своём спутнике.

Он крепко взял Стефана за руку, и тот с охотой последовал за ним.

Раннульф проскользнул в приоткрытую дворцу и остановился у подножия пологого холма, исчерченного аккуратными широкими грядками, — овощи, высаженные на них, сейчас буйно заросли сорняками. Звёздочки коровяка щедро усыпали землю между тощими — сплошная кочерыжка — кочанами капусты, цветущая морковь подымалась Раннульфу до пояса. Он переходил от грядки к грядке, гадая, откуда же берётся провизия для огромного дворца — уж верно, не с этих огородов.

Он долго выжидал, прежде чем войти в потайную дверцу, — чтобы Али и Стефан ушли как можно дальше. Теперь здесь было совершенно безлюдно. Идя по дорожке, Раннульф обнаружил валявшуюся на земле старую мотыгу и забрал её с собой, чтобы больше походить на работника. Чуть дальше он подобрал фонарь и грабли. Он так и не увидел ни единой живой души, покуда не поднялся на огородный холм и не вышел на террасу, окаймлённую густыми зелёными изгородями. В дальнем конце террасы подымалось двухэтажное здание с окнами изящной формы — как петля, которую образуют ладони, сомкнувшись кончиками пальцев. В тени портика стояли два стражника-курда с копьями наперевес.

Между ними и Раннульфом, на краю террасы, роилась людская толпа — худощавые, загорелые до черноты мужчины в одних набедренных повязках и женщины, закутанные до самых глаз, которые грациозно несли на голове огромные кипы белоснежного белья. Вдоль всей террасы кипели громадные котлы, и женщины стирали и отжимали бельё, развешивая его для сушки на изгородях. Мужчины собрались в спасительной тени и занимались исключительно болтовнёй.

Это-то и было нужно Раннульфу. Прихватив с собой инструменты, приниженно склонив голову, он подошёл к ним и сел на краю террасы, где подымалась каменная стена. Мужчины ели из общей миски чечевицу с луком, и один из них похвалялся, как доставил груз фруктов из самого Джезиреха.

— Я знал, что получу отменную цену, и не промахнулся, но напугался всё-таки здорово. Во имя Аллаха, сколько живу, не видел, чтобы в Дамаске было так безлюдно.

— Жаль, тебя не было здесь, когда привезли франков! Нам всем пришлось выйти на улицу, вопить и размахивать руками — изображать, что в городе полно народу. Мы получили по монете каждый, да ещё сорвали глотки.

— А что, на Тигре тоже поветрие? — спросил кто-то.

— Только не в моей деревне, возблагодарим Аллаха. Куда подевались все горожане? Быть того не может, чтобы все умерли.

Ему отозвались сразу несколько причитающих голосов. Раннульф украдкой протиснулся в круг беседующих, принюхиваясь к запаху чечевицы. Никто не обратил на него внимания. Эти люди привыкли к чужакам, которые приезжают из деревни, чтобы наживаться на снабжении дворца, да к тому же чёрные волосы и глаза Раннульфа были ему немалым прикрытием. Он старался не упускать из виду стражников-курдов, стоявших в портике.

— Что верно, то верно, — сказал человек, сидевший прямо напротив Раннульфа. — Сам султан тотчас унесёт ноги из Дамаска, едва разберётся с франками. Будь они прокляты! Поветрие — наказание нам за то, что мы не сбросили их в море.

Раннульф придвинулся ближе к миске. Пробормотав себе под нос нечто вроде арабского благословения, он запустил пальцы в бурое чечевичное варево и начал есть. Он сидел на корточках, как и другие сарацины, и ел, как они, большим и указательным пальцами правой руки. Слух его жадно поглощал их голоса.

— А вы видели франков?

— Ещё бы не видели! Ещё бы! Они уродливы, как джинны, длиннозубые, синекожие, со слезящимися глазами. Я верю тем, кто говорит, будто бы они вылупляются из яиц, которые откладывают в навозные кучи.

— Султан с ними управится.

— Уж это точно, мне бы иметь столько веры, сколько у него!

— Я слыхал, среди них есть и тамплиеры.

— Тамплиеры!.. — По ту сторону миски взметнулась рука, сотворяя знак, отгоняющий злых духов.

— Ну да! И один из них не кто иной, как сам Итиэль.

Разговоры притихли. Кто-то громко рассмеялся.

— Вот чепуха! Нет там никакого Итиэля.

— Мой двоюродный брат, который служит копейщиком у Таки ад-Дина, видел его собственными глазами. Наконечник его копья мечет молнии, и там, где проскачет его чёрный конь, земля вся усеяна трупами.

— Нет никакого Итиэля! — повторил всё тот же громкий голос, сопроводив слова новым смешком. Некоторое время все молчали. Раннульф облизал пальцы — он съел достаточно и более чем достаточно услышал.

— Тихо, вон идёт Ахмед!