Сесилия Холланд - Иерусалим

Юный король Бодуэн позволил своему коню самому искать дорогу в сумерках, свита его ехала позади. В воздухе растекался запах бойни. Сумерки полнились резкими мерзостными звуками — хрустом костей, щёлканьем клювов, хлопаньем крыльев и пронзительными воплями стервятников, слишком обожравшихся, чтобы взлететь.

Вся огромная равнина была усеяна трупами; король проехал уже несколько миль, а тела всё не кончались.

Только сейчас он начинал понимать, какой огромной была эта победа. Все эти мертвецы были сарацинами. Всё огромное войско Саладина легло здесь, на берегах вади, под напором нескольких сотен рыцарей. Рыцарей Господних. Бог даровал ему эту победу, знак, обетование: если он сохранит веру, если не сдастся, Бог охранит его королевство.

Впереди во мраке равнину огромной раной рассекало вади. Неподалёку от его берега какой-то мародёр шакалом метнулся к мертвецу — и тут же, вспугнутый, отпрянул, бежал. Кто-то там, внизу, не умер.

— Стойте, — настороженно сказал король, натянув повод. Дневной свет почти угас. Он мог разглядеть лишь тень, силуэт во тьме — кто-то сидел на земле спиной к нему. Ему почудилось, что это франк, а подъехав ближе, Бодуэн узнал этого франка — даже в темноте.

— Стойте, — повторил он, жестом приказав свите оставаться на месте, и один проехал несколько ярдов до сидящего на земле человека.

Это был тамплиер Раннульф, безмолвный, с обнажённой головой. Даже когда король придержал коня рядом с ним, рыцарь не обратил на него внимания. И тут Бодуэн увидел, что на земле лежит другой тамплиер.

Он был мёртв или казался мёртвым. Закутанный в конскую чёрную попону, он свернулся на земле. Король спешился. Раннульф молчал. Он сидел, скрестив ноги; правая его рука сжимала ладонь мёртвого рыцаря. Широко раскрытые немигающие глаза глядели вдаль.

Бодуэн нагнулся было и потянулся к Марку, и тогда Раннульф вдруг ожил — его свободная рука взметнулась, перехватила запястье короля, оттолкнула:

— Не трогай!

Король отдёрнул руку.

— Он ещё жив? Отнесём его в Рамлех. Там мы сможем его вылечить.

Раннульф покачал головой:

— Он скончался.

— Мы похороним его в Рамлехе — со всем почётом, коего он заслужил.

— Я похороню его в Иерусалиме, где и надлежит упокоиться его праху.

Король присел на корточки, лицом к лицу с Раннульфом, пытаясь завладеть вниманием тамплиера.

— Мы одержали здесь чудесную победу. Тамплиеры говорят, ты едва не захватил самого Саладина. Ты нужен мне. Идём в Рамлех.

— Я иду в Иерусалим.

— Я твой повелитель.

— Мой повелитель — Иисус, — сказал тамплиер, и Бодуэн сдался. Он поднялся на ноги. Он устал; когда он повернулся к коню, ему пришлось собрать все силы и волю, чтобы сесть в седло. Ветер стал резче, он свистел погребальной песней, предупреждением о грядущих битвах. Бодуэн хотел остаться здесь, с этими людьми, — но они не принадлежали ему, а он должен быть там, где сможет действовать. Повернув коня, он повёл свою свиту прочь — к Рамлеху.

Раннульф Фицвильям родился в Котантене, в Нормандии, — младшим сыном безземельного рыцаря. Семья жила в дальнем замке на побережье, где отец был сенешалем [6] Сенешаль — должностное лицо, стоящее во главе административного округа. . Мать умерла, когда Раннульф был ещё совсем младенцем; он рос как трава и научился драться прежде, чем научился ходить, брал то, что хочется, силой и не доверял никому.

Он последовал за братьями на Анжуйские войны, а когда они пали — стал мстить за них с пылом, намного превосходящим любовь, которую он питал к ним живым. Сражаться — это было единственное, что он умел. Меч заслужил ему место в войске короля Генриха, низкое происхождение не дало приблизиться ко двору. Он не умел ни читать, ни писать, ни толком говорить на латыни. Он редко посещал церковь. Свободное время он проводил, напиваясь, играя и развратничая, и знал лишь одно лекарство: когда после ночного загула наутро болела голова, он пил, чтобы исцелить её, а когда одна женщина едва не уморила его — шёл искать другую.

Он чувствовал всю пустоту и никчёмность такой жизни, словно проклятием лежащей на нём, и всё же продолжал жить именно так. Ему нравилось ощущать себя сильным. Волю его ничто не ограничивало, он не отказывал себе ни в одном желании, даже когда то, чего он хотел, отвращало его.

Как-то, служа в гарнизоне крепости на границе с Бретанью, Раннульф влюбился в женщину из деревни и преследовал её, покуда она не ушла в монастырь. Тогда он напал на монастырь. За это епископ отлучил его. Король прогнал его со службы. Приятели отвернулись от него. Двери света, веры, надежды захлопывались вокруг него; он чувствовал, что скатывается прямиком в ад, но не мог остановиться; порой он даже хотел, чтобы всё кончилось — и поскорей.

Однажды, долгое время спустя, как он был отлучён от Церкви, Раннульф наткнулся в лесу на заброшенную часовню, и впервые, быть может, потому, что ему это было запрещено, ему пришла мысль помолиться. Он вошёл и преклонил колени подле дощатого, обложенного дёрном алтаря. И вдруг в часовне возникла юная девушка с охапкой цветов.

— Ты пришёл, чтобы спастись? — спросила она. Она совсем не боялась его, хотя как раз в тот миг он подумал, как бы изнасиловать её. — Я научу тебя, как спастись, — продолжала девушка, — но сперва ты должен быть связан.

— Так свяжи меня, — предложил он со смехом, желая лишь одного — подманить её поближе.

И она подошла, нежная, гибкая и прекрасная, подошла так близко, что дыхание её коснулось его лица. Она взяла его грубые руки, сложила их ладонью к ладони и обвила запястья цепью из цветов — совершенно серьёзно, будто на самом деле могла так связать воина, подобного ему.

Он задрожал от похоти; он жаждал повалить её, взять силой, увидеть её слёзы, увидеть кровь, струящуюся по её белоснежным бёдрам. Цветы сковали его как железо. Девушка-дитя властвовала над ним, точно королева. Она заглянула ему в глаза и сказала:

— А теперь ты должен попросить Бога спасти тебя.

И Раннульф, стоя на коленях с ней рядом, повторял за ней «Символ Веры», впервые вникая в слова, а потом разрыдался; ослеплённый стыдом и виной, отчаянием и скорбью, он проплакал много часов. Когда он очнулся, дитя исчезло.

Раннульф понял, что ему дан ещё один шанс. Он поскакал в Руан, в прецепторию [7] Прецептория — здесь: владение. тамплиеров, и отдал себя Иисусу Христу. Три месяца спустя он уже направлялся в Святую Землю, дав обет никогда больше не смотреть на женщин и биться лишь с врагами Господа.

Это было более десяти лет назад. Ныне ему казалось, что он всегда жил здесь, в Храме, в Иерусалиме.

Марк прожил здесь всего полтора года. Марк останется здесь навечно.