Младен Оляча - Козара

— Ух ты, какой толстяк! — говорит он малышу, которого держит на руках мать, а затем обращается к мальчугану с деревянным ружьем. — У тебя уже есть винтовка?

— Есть, — говорит мальчик. — Я усташ.

— За тебя хорват жизнь свою отдаст! — раздается песня.

К поглавнику присоединяется полномочный министр Германии в Загребе Зигфрид фон Каше. Он в парадной офицерской форме, в белой рубашке с черным галстуком. На левом рукаве свастика. Зигфрид фон Каше меньше поглавника ростом, он худощавый, но крепкий, у него острая бородка и выдающиеся вперед надбровные дуги. Он держится предупредительно и скромно, как человек, который не хочет выделяться.

Возле дороги на Козару стоит военная машина, одна из тех, в которых усташи подвозят снаряжение. Заметив солдат, поглавник подходит к ним и здоровается за руку.

— Откуда вы? — спрашивает он.

Один солдат из Грахова, другой из-под Яйце.

Услышав, что один из-под Яйце, поглавник спрашивает, из какого села. Он хорошо знает эти края, потому что там жил, когда учился в начальной школе. Солдат отвечает, а поглавник грустно улыбается, вспоминая далекие годы детства.

Мы посоветовали ему не ехать по шоссе от Дубицы к Приедору, так как это весьма опасно. Обойдя наши позиции в Белайцах, мы направились на северо-восток. Ночь застала нас в Славонии, а на рассвете мы двинулись к Босанской Градишке.

Над зеленью полей и рекой занималась заря.

Мы въехали в залитую утренним солнцем Градишку.

— Где решили возводить железнодорожный мост на линии в Баня Луку? — спросил поглавник коменданта города. — Обсуждение этого вопроса закончено. Линия пройдет здесь, — поглавник прочертил на карте направление, по которому должна была пройти новая дорога. — Довольно рассуждать. Работы необходимо начать как можно скорее.

— Работы начнутся через восемь дней, поглавник!

— Правильно. Не заниматься болтовней, а работать! За нас будут говорить наши дела.

Мы движемся по шоссе, которое спускается вниз, вдоль Лиевчеполя. Видно, как группы солдат стягиваются к холмам. На одном из перекрестков все машины останавливаются. Большинство сопровождающих поглавника офицеров дальше не поедут; он берет с собой лишь несколько человек, чтобы осмотреть расположения ближайших частей. Здесь очень опасно, с правой стороны не прекращается перестрелка.

— Одна из наших частей сейчас ведет бой, — к нам подбегает офицер, взволнованный и бледный. — Прочищаем район.

Стоит чудесное утро, окруженная зелеными холмами долина затянута прозрачной дымкой. Оттуда доносятся одиночные выстрелы.

— Поглавник, здесь особенно опасно, — напоминает встретивший нас офицер. — Нельзя идти всем вместе, мы должны разбиться на несколько групп.

Поглавник отважно шагает по изрытой снарядами дороге. Рассматривает в бинокль позиции, слушает донесения о боевых действиях на этом участке. Внезапно совсем рядом раздается резкий треск и свист снарядов. Все на мгновение останавливаются. Батарея, расположенная в нескольких сотнях метров от нас, открыла огонь по противнику, который находится на опушке леса, на расстоянии четырех-пяти километров. Шрапнель рассыпается в воздухе, облака дыма указывают место разрыва. Поглавник внимательно следит за стрельбой. Орудия бьют одно за другим, снаряды пролетают над нашими головами, устремляясь в долину, откуда через несколько мгновений доносится мощный взрыв.

Гремят батареи, рвутся снаряды. Поглавник смело идет вперед, к нашим позициям, и офицер докладывает ему о ходе боя.

— Желаю вам удачи, — говорит Поглавник.

Солдаты беспокойно перебегают от палатки к палатке, они весело вскидывают на плечо винтовки и замирают по команде «смирно». А на лицах светятся улыбки.

— Поглавник, разрешите доложить…

Кругом — разрушенные дома, обгоревшие крыши. Торчат одинокие, почерневшие столбы. Партизаны сожгли село, где до войны жили немцы. Здесь тринадцать наших солдат оборонялись до последнего патрона. Рассказывают, что старшего из них партизаны сожгли живьем. Я спрашиваю себя: вот это и есть их красное счастье — одинокий дом с выбитыми окнами, стены, изрешеченные сотнями пуль, мрачная, жуткая тишина?..

Машины мчатся вдоль лесов и лугов, на которых крестьяне косят еще влажную траву. Куда ни кинешь взгляд — ширь полей; волнуются золотые нивы. Кое-где уже жнут ячмень: мелькают серпы, сверкают косы, крестьяне собирают желтые охапки колосьев, вяжут снопы, ставят их в ряд для просушки. Первая жатва, будет хлеб: колосья покачиваются на утреннем ветерке, кукуруза шелестит вдоль дороги.

Две деревенские девочки приветствуют поглавника и немецкого посланника (на хорватском и немецком языке), преподносят им букеты цветов. Подходят священник и комендант поселка. Они сердечно здороваются с поглавником и фон Каше и приглашают их выпить и закусить…

Из этого поселка поглавник продолжает путь в сторону Козары. Машины огибают горный массив с северо-востока. Мы делаем крюк больше чем в сто километров. На нивах прилежно трудятся крестьяне, счастливые, что освободились, наконец, от партизан, которые распоряжались тут всю зиму.

Машины останавливаются перед крестьянской хатой, стоящей возле самой дороги, у южного подножья Козары. Гора угрожающе поднимается над ней, скрывая в своих лесах бунтовщиков, у которых нет никакой надежды на спасение.

— Кто прибыл? — спрашивает полковник Рупчич из третьей стрелковой бригады, ведущей бои на этом участке. — Неужели в самом деле поглавник? — Рупчич так поражен, будто ему сказали, что кончилась война.

К изумленному Рупчичу приближается сам поглавник. Рупчич замер, выпалил приветствие и отрапортовал:

— Поглавник, имею честь доложить, на моем участке бои идут успешно. Сегодня мы снова продвинулись вперед, причем захватили два пулемета и обнаружили двадцать убитых партизан. У нас потерь нет.

— Спасибо, — говорит поглавник. — Как воюет противник?

— Поглавник, осмелюсь доложить, на некоторых участках сопротивляется отчаянно, как разъяренный зверь.

— Они несут большие потери?

— Никогда нельзя установить точное число их потерь, так как они или умудряются оттащить с собой трупы, или имеют специальные взводы, в обязанность которых входит быстрое захоронение погибших. На месте захоронения они не оставляют никакой отметки и, даже более того, по возможности маскируют могилы, так что мы не можем определить, сколько их погибло и где они закопаны. Таким образом они пытаются поддержать боевой дух своих людей, но это нм не всегда удается.

— Как же вы сумели обнаружить двадцать убитых, о которых мне только что сообщили?