Младен Оляча - Козара

— Возьмите, — сказал он. — Это шоколад, это шоколад, — повторял он, суя плитку женщине, которая пятилась, мотая головой, точно ей предлагали змею. Она не хотела брать шоколад и была настолько упорна в своем нежелании, что даже заплакала. Тогда Дитер бросил плитку в колыбель, на пеленки; женщина всхлипнула, а он отступил, разведя руками в знак сожаления о том, что не смог ей объяснить, что хотел.

Он оставил женщину и пошел дальше.

Снова вперед, вдоль Млечаницы, в глубь леса…

Солдаты гнали пленных толпами. Крестьян. Женщин. Детей. Людей с оружием не было. Это его удивляло. Куда подевались эти сотни, даже тысячи людей, которые по нескольку раз в день атаковали их из леса? Где они? Неужели все прорвались на запад? Не окажется ли весь этот поход через горы пустым и бесполезным предприятием?

— Slavische Bagage alles muss weg [23] Весь славянский сброд надо выкинуть ( нем .). , — вспомнились ему слова Зигфрида фон Каше, немецкого посла в Загребе. Он подробно излагал Дитеру планы переселения в Хорватию двухсот тысяч словенцев на земли восьмисот тысяч сербов, убитых или изгнанных в Сербию. Перед поездкой Дитера на Козару Каше, правда, изменил свой первоначальный замысел: словенцы вместо Хорватии будут посланы на принудительные работы в Германию; то же относится и к сербам, которые не будут перебиты в боях; на работу будут принимать и хорватов, добровольцев; таких добровольцев в Германии есть уже свыше ста тысяч.

Дитер смотрел на колонну пленных, воображая, как она прибывает в Германию, на фабрики, которые задыхаются от нехватки рабочей силы, ибо почти все немцы на фронте.

— Господин майор, господин майор! — услышал он чей-то голос. Навстречу ему бежал запыхавшийся и простоволосый солдат с фуражкой в руке.

— Что случилось, Ганс?

— Господин майор, мы схватили крестьянина, который уверяет, будто он не крестьянин, а хорватский офицер, хоть на нем и крестьянская одежда.

К ним подходил человек в накинутом на плечи кожухе, с растрепанными волосами. Лицо его, заросшее бородой, было черным и грязным. Похоже было, что он с трудом держится на ногах.

— Как тебя зовут? — спросил Дитер.

Человек пробормотал что-то, ища взглядом, на что бы присесть. Он и в самом деле выглядел измученным и несчастным.

— Бандит?

— Нет, господин майор, — ответил человек по-немецки. — Я хорватский офицер из полка Рудольфа Римича.

— Этого полка не существует, — сказал Дитер.

— Он существовал, господин майор… Полк поглавника… Разве вы меня не узнаете? Мы с вами встречались на банкете в Баня Луке, перед отправкой на Козару.

— И правда, черт возьми, — вспомнил Дитер. — Вы…

— Йозо Хорват, — подсказал человек.

— Как вы здесь очутились?

— Меня взяли в плен и вели на расстрел, но я бежал. Целую неделю скрывался в лесу, пока не выбрался.

— Где ваша форма?

— Я ее бросил — в форме идти было нельзя, крестьяне бы меня убили.

— Откуда у вас их одежда?

— Треснул крестьянина дубиной по голове, оглушил его и снял с него куртку и штаны. Фуражку я бросил, но его шляпу не подобрал, некогда было.

— Господи боже! — только теперь изумился Дитер. — Это и в самом деле вы! Неужели можно так измениться за одну неделю?

— Я точно из могилы вышел. Счастлив, что выбрался живым.

— Явитесь к Франчевичу, — сказал Дитер. — Он здесь. Надеюсь уже сегодня увидеть вас в форме.

— Господин майор, если бы мне кто-нибудь показал…

— Ребята, помогите ему найти своих, — приказал Дитер. — Они там, на тех холмах… До свидания.

Дитер двигался по ущелью, вдоль реки, вместе с солдатами, ехавшими на лошадях, на телегах с поклажей — провизией, боеприпасами, одеялами, посудой, плащ-палатками. На одной телеге он приметил подушки, скатерти, домотканые ковры, бидон и бочонок. Подъехала телега с Гансом, рядом с которым подскакивали на ухабах шахматная доска и этюдник майора. Если Дитер и ненавидел войну (был ли он, гитлеровский офицер, способен на это?), ненавидел ее из-за того, что она мешала ему стать художником. Ему казалось, что таланта у него сколько угодно, не хватает ему только времени, так как офицерские обязанности выматывают его и утомляют. Все же он не терял надежды: даже в этом аду он найдет в себе силы выразить себя и, возможно, сопричислиться к лику самых знаменитых художников своей страны, тех, которым больше повезло, так как они не шагали по трупам, а создавали свои произведения.

Снова он наткнулся на пленного. Это был крестьянин, малорослый и чумазый, с обтянутыми скулами и ввалившимися глазами, весь в лохмотьях.

— Господин майор, он утверждает, будто знает фюрера.

— Ja, jawohl [24] Да, точно так ( нем .). , — сказал человек в лохмотьях.

— Sprechen Sie deutsch? [25] Вы говорите по-немецки? ( нем .).

— Ja, ich spreche deutsch [26] Да, я говорю по-немецки ( нем .). , — подтвердил пленный и сказал, что выучил немецкий язык в австро-венгерской армии, перед первой мировой войной. С Адольфом Гитлером познакомился в унтер-офицерской школе: он служил в коннице, Адольф — в пехоте. Шесть месяцев они прожили в одной казарме, их койки стояли рядом.

— Когда это было?

— В девятьсот тринадцатом.

— Значит, вы хорошо знаете Гитлера?

— Прекрасно знаю. Он часто нам рассказывал о своей тяжелой жизни, о мучениях… в детстве…

— Каков он был как солдат?

— Да солдат как солдат, сударь.

— Наверно, вы знаете об этом побольше?

— По правде сказать, сударь, поведения он был не наилучшего… Вы уж не обижайтесь.

— Говорите, говорите.

— Он был дерзкий, сударь, не хотел слушаться офицеров. Однажды пустил офицера матом. Его часто наказывали и сажали на гауптвахту за ссоры. Из школы его выпустили капралом перед самой войной. Больше я его не видел.

— Вы это не выдумали?

— Нет, сударь, — пленный начал шарить у себя за пазухой. — У меня и письмо есть. Вот! Письмо Гитлера, сударь.

Дитер узнал почерк. Это действительно было письмо Гитлера, написанное в давние времена из Вены в Боснию: капрал Гитлер пишет капралу Луичу. Пишет, как повздорил с унтер-офицером, дал ему пощечину и отправился на гауптвахту.

— Идемте со мной, — сказал Дитер. — Сегодня вы будете моим гостем.

— Не стоит тратиться, сударь. Благодарю вас.

— Этот человек — друг фюрера, пожалуйста, имейте это в виду, — говорил Дитер, обрадованный, что нашелся повод спасти еще одного человека.

— Друг фюрера? — таращились солдаты.

— А почему вы бежали от нас? — спросил Дитер.

— Нельзя было иначе, сударь. Если бы я остался в селе и дождался вас, меня бы убили партизаны. Об этом письме они не подозревают. Если бы они знали, что я храню письмо от Гитлера… Но я его сберег и, если бог даст, съезжу в Германию, к старому приятелю.

— Это будет трудновато, — сказал Дитер. — Фюрер занят государственными делами. Под его руководством Германия ведет войну… самую страшную войну в истории.