Младен Оляча - Козара

Рушимович: Я слышу об этих фактах впервые.

Тиссеран: Усташи убили огромное количество православных священников. После капитуляции Югославии в Хорватии уничтожено 350 тысяч сербов. Разве это не печально?

Рушимович: Боюсь, ваше преосвященство, что информация, которой вы располагаете…

Тиссеран: Когда к вам приедет король, герцог Сполето?

Рушимович: Скоро.

Тиссеран: Ваш король никогда не приедет в Хорватию. Он сказал мне, что вы сделали его королем в стране, не являющейся королевством, ибо она зависит от Германии и Италии. Когда я спросил его, собирается ли он в Загреб, он ответил: «Как я могу думать об этом, когда итальянское правительство своими действиями и постоянными ошибками портит дружественные отношения с Хорватией? С каким лицом я появился бы перед хорватами?» Герцог Сполето, сударь, отказывается ехать в Хорватию.

Рушимович: Насколько мне известно, герцог Сполето с радостью принял титул хорватского короля.

Тиссеран: Я присутствовал на этой церемонии.

Она была совершена восемнадцатого мая прошлого года в присутствии итальянского короля Виктора Эммануила III, Муссолини, Павелича, герцога Сполето (который после смерти своего брата принял имя герцога Аоста). Ваша корона была сначала предложена королю Виктору Эммануилу III, но поскольку он уже и так имел достаточное количество эфемерных корон, эту он перебросил своему двоюродному брату, герцогу Сполето, которого за день до того, как он был провозглашен королем Хорватии, принял святой отец.

Рушимович: Ваше преосвященство, хорваты с незапамятных времен были форпостом христианства…

Тиссеран: Название ANTEMURALE CHRISTIANITATIS хорваты получили потому, что были католиками, хотя и сербы, несмотря на то, что они принадлежат к православной церкви, пожертвовали Западу и католицизму тем же, чем хорваты, сражаясь в христианских войсках…

Рушимович пытается найти слова.

Тиссеран: Как вы думаете, сударь, чем закончится эта война?

Рушимович: Разумеется, победой стран оси.

Тиссеран: Думаете ли вы, что и Независимое государство Хорватия продолжит свое существование?

Рушимович: Естественно…

Тиссеран: Я все же полагаю, синьор, что Германия и Италия проиграют войну. Поражение стран оси уже сейчас не подлежит сомнению. После этого поражения, должен вам сказать, не станет и Независимого государства Хорватии, а Югославия будет восстановлена…

Собственноручная пометка доктора Младена Лорковича, нашего министра иностранных дел: ВНИМАНИЕ, ВРАГ!

Мое примечание: Кардинал Тиссеран находясь в рядах французской армии, был во время первой мировой войны на Салоникском фронте. Отсюда его любовь к сербам.

Из дневника полковника Франчевича .

На север, к Саве, двигались колонны, вдоль которых бегали туда и сюда солдаты в зеленой форме. Среди пленных больше всего было женщин. Они шли, неся детей на руках или в поставленных на плечо колыбелях. Мужчин отделили еще в предгорьях; некоторых сразу убили там, в рощах и среди спелых хлебов, на глазах родных и соседей; других увели в Дубицу и Градишку и там убили ударами молота по затылку; у некоторых обнаружили ранения и отделили их особо, чтобы подвергнуть пыткам, ибо предполагалось, что это партизаны и раны они получили в бою. Начали убивать и стариков, обессилевших от ходьбы, жажды и голода; убивали даже парней, годных для военной службы, пока не пришел приказ отделять их и по распоряжению генерал-полковника фон Лера отправлять на принудительные работы в Германию. Так остались в живых некоторые из тех несчастных, над головой которых уже был занесен кровавый топор…

Остальных толпами гнали к Саве, на север. Когда подошли к реке, на них накинулись усташи и палачи, охочие до расправы. Пленных убивали одного за другим и бросали в воду с глумливыми возгласами:

— Сербов на вербы!

— Плывите в Белград!

— Вот вам бесплатный билет…

— Вот вам пропуск в Сербию!

Прослышав, что Баня Лука «будет столицей Независимого государства Хорватии и из нее нужно железной метлой вымести инородческие элементы» (так говорили Гутич и Павелич), усташи ежедневно и еженощно, точно соревнуясь между собой, убивали десятки и сотни пленных, бросая их в воду под издевательские выкрики и ругательства. Река принимала их, проглатывала, а потом выбрасывала на поверхность и лениво несла на восток раздувшиеся и черные трупы, облепленные илом и сгустками крови.

На берегу верховодил фра-Августин. Он бегал вокруг очередной группы пленных, пересчитывал их, заглядывал им в глаза и говорил:

— Этот отступник… Этот носил винтовку… У этого глаза говорят, что он был в партизанах… На тебя я смотрю, головастый, на тебя… Носил карабин? Сколько усташей перебил?

Крестьянин все отрицал, но фра-Августин не поддавался. Крестьянин должен был погибнуть. Жертва должна была умолкнуть, а фра-Августин бежал дальше, в чаянии новых расправ.

Наконец мужчин больше не осталось. Тщетно он их выискивал. Их не было. Всех побросали в Саву и Уну. Трупы унесла вода.

Фра-Августину стало тоскливо. Чем заняться? Мужчин среди пленных нет. Кого убивать?

— Женщин и детей, — сказал он. — Нечего их тащить в Ясеновац, это на том берегу. Надо покончить с ними здесь. Перебить и побросать в воду.

— Неужто всех, ваше преподобие?

— Всех, — сказал фра-Августин. — Я думал, что их мы погоним на тот берег, в Ясеновац. Но зачем терять время? Зачем им есть наш хлеб? Еще, чего доброго, заразу занесут в здешние села.

— Много их, ваше преподобие. Около трех тысяч.

— Тем лучше, — сказал его преподобие.

— Когда начнем?

— Немедленно, — решил фра-Августин, точно речь шла об уборке урожая. — Будем подводить к Саве группу за группой и сбрасывать убитых в воду. Рудольф, ты что замолчал?

— Думаю насчет женщин, — ответил Рудольф. — Я рад, что смогу им отомстить. За то, что они на мне ездили. Ездили на мне, пленном, как на лошади.

— Хорошо еще, что в живых оставили.

— Если бы я не бежал, все бы могло случиться, — сказал Рудольф и потряс головой, точно не веря, что спасся.

— А что произошло с тем мрачным типом?

— Вы имеете в виду поручика Хорвата?

— Я слыхал, что он сбежал. Это правда, что он дезертировал?

— Правда. Следовало бы его расстрелять, как только он выбрался из леса. У него там брат был.

— Почему он сбежал от нас?

— Услышал, что мы повесили его брата — комиссара, и побоялся, как бы мы и его не повесили.

— Может, он собирается нам мстить?

— Может быть. Такой идиот, как он, вполне может возыметь такое намерение. Но долго он не протянет. Как только мы его схватим, он предстанет перед полевым судом.

— Какой еще суд? — ощерился фра-Августин. — Для таких суда не требуется. Их надо прямо в реку… Сколько у вас солдат?