Борис Тумасов - Не введи во искушение

Вошёл, пригнувшись в проёме палатки, Стрыгин.

— На кухню иду за кулешом. На вашу долю брать?

Ушёл, гремя котелками.

— Вчера от Гаражи слышал: вся Краоянская бригада на рубеж выдвинулась. Жди начала наступления...

С того часа, как бригада заняла исходные позиции, Пётр Николаевич Краснов ждал объявления войны с минуты на минуту. Столкновение с разъездом противника он расценивал как одну из попыток австрийцев разведать расположение русских войск. Из штаба по телеграфу было предписано командиру полка с начальником штаба явиться к командиру бригады.

Первыми словами было:

— Господа, война началась.

— Да, — только и сказал Краснов.

— Да-да, господа, то, что мы предчувствовали, сбылось. Вам необходимо атаковать станцию Любеч и овладеть ею.

— 10-й полк наступает без поддержки пехоты?

— 9-й полк имеет своё задание.

— Позвольте операцию начать завтра на рассвете. Батарея обстреляет станционные укрепления. Австрийцы накануне постарались, окопы отрыли.

Командир бригады подошёл к карте.

— Конечно, хорошо было бы пустить сначала пехоту, но её нет.

— Мы начнём конной атакой. Залогом успеха будет неожиданность.

— Во всём полагаюсь на вас, Пётр Николаевич. Как вы там писали: «Быстрота, глазомер и натиск».

— Так говорил Александр Васильевич Суворов, ваше превосходительство.

— Да-да. Задача бригады — не дать австрийцам отойти на вторые позиции...

Возвращаясь в расположение полка, Краснов сказал начальнику штаба:

— Я, Валериан Дмитриевич, совершенно убеждён: если мы будем действовать неожиданно и дерзко, то задачу выполним.

— Однако, Пётр Николаевич, мы обязаны помнить, что к Любечу подтягиваются крупные австро-венгерские соединения.

Краснов потёр подбородок.

— Бог не выдаст — свинья не съест. Давайте, когда приедем, снова проиграем на карте предстоящие действия...

В полночь запели трубы. Полк, поднятый по тревоге, вскоре был готов к маршу. Шандыба, поглаживая Воронка по холке, говорил Стрыгину:

— С вечера Ус накаркал.

— Слышь, Вань, а может, мы того... снова передислоцируемся к Томашовке в старый лагерь?

— Не похоже. Батарею с места стронули.

— А я всё сомневался: ужели сыщется такая держава, что посмеет на Россию напасть? Эвон она какая огромная. Сам видел, сколь дён до царства Польского добирались.

— Побить-то нас не побьют, но юшки попущают, — вмешался в разговор хопёрец, чей конь всё норовил куснуть шандыбинского Воронка.

— Ты, хопёрец, лучше утихомирь-ка своего каурого.

— Играет.

— Разговоры! — прикрикнул Ус.

Семён ногой в стремени толкнул Шандыбу в санок.

— Наш станичник, слышь, паря.

— Приказный!

— В брюхе заурчало, — засмеялся хопёрец, — жрать оката.

— То из тебя страх прёт. Эвон, дух чижёлый, — рассмеялся Стрыгин.

— Ты ерой, Аника-воин, — обиделся хопёрец.

— Сотня! — враз оборвав разговор, подал голое Гаража. — По четверо в ряд разберись!

Звякнули стремена, зазвенели удила.

— Сот-ня-я, за мной! — выкрикнул Гаража. — Взводными каштанами — в ры-ысь!

И ударили копыта в сухую, соскучившуюся по дождю землю. Двинулись сотня за сотней, закачался лес пик. Следом упряжки потянули полковую батарею.

«К границе едем, — думал Шандыба, — война...»

Взошла луна, осветила дорогу. Ни разговоров, ни песен: всем ясно — мирные дни остались позади.

Полк изготовился к атаке. Казаки держали вашей в поводу, тихо переговаривались.

— Робеешь, Шандыба? — Стрыгин глянул на товарища.

Иван только плечами пожал.

— А я, односум, робею. Помнишь, я тебя просил в бою друг дружку держаться. Ну как ранят, а то хуже, убьют, чтоб домой отписать.

Хопёрец, что на живот жаловался, промолвил:

— Ехал, дорогой хотел заснуть, всё же меньше страху было бы. В седле укачивало, а сна не было.

— А я вот, Семён, о чём подумал. Австрийский император — чего ему неймётся? И германский кайзер чего на нас попёр?.. Я слышал, он нашему государю роднёй доводится.

— Кубыть чего не поделили.

— А кто его знает. Наши казачки тоже: как чего не так, стенка на стенку прут, — пояснил хопёрец.

Степан Ус повод на руку намотал, а сам голову к седлу притулил, подрёмывал. Конь у приказного смирный, будто с понятием, что хозяину перед боем поспать требуется. Усу родной хутор приснился. Мать из колодца воду достаёт, журавль поскрипывает. Потом отца увидел. Тот к нему с вопросом: «Отчего ты, Степан, в Георгии обижен? Ванька тебе нос утёр, Захар Мироныч зова по станице гоголем ходит...»

Открыл Ус налившиеся мутью глаза, прислушался. Кроме казачьих переговоров, ничего не слышно. Решил: «По всему ведать, на рассвете в атаку поведут».

— Господи, спаси и помилуй.

Тут по рядам перекатилось:

— Уса и Шандыбу к полковнику!

Полковника увидели среди офицеров штаба. Он прохаживался взад-вперёд, положа руку на эфес сабли.

Казаки подошли. Ус доложил. Краснов сказал:

— Требуется разведать, что делается у австрийцев, не ждут ли они нас?

Ехали настороже: не наскочить бы на врага. Версты через две оказались на открытом поле. Остановили коней, всмотрелись вдаль. Луна освещаю австрийские укрепления. Было тихо. Горели огоньки станции, но там не замечалось никакой сумятицы.

— Кажись, не догадываются, — сказал Ус. — Возвертаемся...

Впереди открывалась широкая панорама. Вёрстах в пяти лесная опушка: лес грядами убегал на север. На запад тянулись поля: то жёлтые, сжатые, то зелёные, поросшие сочными травами. Вдали высился красный костёл. У леса копошились австрийские солдаты. Видно было, как они укреплялись, маскировали окопы ветками, отбрасывали землю.

— Роют, — сам себе сказал Шандыба.

— Скоро в атаку пойдём, — заметил Степан. — Вон как полковник вглядывается.

От группы офицеров отделился ротмистр и заторопился к казакам. Не доходя, подал команду:

— Третьей и четвёртой сотням спешиться! Коней в укрытие! — Подошёл к названным сотням: — Примкнуть штыки! За мной к станции, бегом, цепью!

Приблизились к постройкам. Оттуда раздались сначала редкие, потом частые выстрелы. Начальник штаба поторопил:

— На ура, казачки! Взрывай водокачку!

Громкие крики, короткий штыковой бой. Застрочили пулемёты короткими очередями, затем длинными. Сдерживая коня. Ус проворчал:

— Ишь как строчат, навроде палкой по частоколу.

Тут ударила полковая батарея. Снаряды падали в расположение окопов, поднимали султаны земли. Небо от разрывов сделалось розовым. Орудия смолкли, и Краснов подал команду:

— Полк, в намёт арш!

Шандыба перекрестился:

— Господи, помоги!

Рассыпавшись в лаву, понеслись казаки на вражеские укрепления. Австрийцы выскакивали из окопов, бежали к станции, некоторые стреляли по всадникам, потом пытались отбиться штыками. Казаки брали врагов в пики, рубили саблями.