Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

«Если мы бросим всё на Ургу, а тыл прикроем одной пехотной бригадой и отрядом Щетинкина , то фактически оставим весь наш тыл для ударов противника , именно Резухина. Малочисленная бригада не может прикрыть нашей границы с Монголией на протяжении 250 верст. В случае нового прорыва Резухина в тыл парировать этот налёт нечем, так как в тылу не останется ни одной не только конной, но и пехотной части…»

На это предостережение командующего 5-й армией и в Иркутске, и в Новониколаевске только сдержанно отмахнулись:

— Стоит ли паниковать из-за какого-то Резухина с тысячью сабель и двух пушек?..

— А бешеный барон сегодня смертельно раненный медведь. Не успеет зализать свои раны, как мы найдём и добьём издыхающего зверя...

Экспедиционный корпус вступил на монгольскую территорию без малых стычек на границе. К неймановским войскам сразу же присоединились конные полки (численно равные сотне) Сухэ-Батора и отряд Чойбалсана. Главные силы устремились к Урге. Опасность того, что Унгерн мог раньше красных появиться в монгольской столице, была вполне реальной. Но барон с опозданием получил информацию о появлении «главного» своего противника в приграничье Халхи.

Ургу по приказу Унгерна-Штернберга на всякий случай охранял с севера отряд в 300 сабель хорунжего Немчинова. У него в подчинении были почти одни монгольские цэрики. Не имея точных данных о силе красных и посчитав, что к Урге идут монголы Сухэ-Батора, Немчинов повёл свой отряд навстречу. Однако он решил поостеречься, выслав вперёд на десяток вёрст разведку. Та вернулась назад в тот же день:

— По дороге на Ургу идут не красные монголы, господин хорунжий.

— Красные русские?

— Да. Их много. Хвоста колонны в степи не видно.

— Пехота кроме конницы есть?

— Есть, и очень много. В середине колонны едут ухырбу.

(«Ухырбу» в переводе с монгольского означает буквально «бычье ружьё». Так жители Халхи в старину называли тяжёлые пушки китайцев, которые перевозились по степи упряжками из десятков быков).

— Красные спешат к Урге?

— Да. Мы наблюдали за привалом. Он был очень мал, Костров не разводили, горячей пищи не варили.

— Много всадников идёт в голове колонны?

— Не больше сотни. Как разведка. Идут на полвыстрела из ружья впереди главных сил.

— Тогда мы на них ударим. Пока они развернут свои ухырбы, мы уже отойдём к Урге...

Для хорунжего Немчинова дальнейшие события развивались непонятным и неприятным образом. После того как был подан сигнал тревоги и было приказано садиться на коней, к унгерновскому офицеру подлетели сотенные командиры-монголы. Они с известной простодушной хитростью степняков дружно заявили следующее:

— Нам, монголам, надо срочно идти на моление в Ургу.

— А как же красные русские? Они же вам враги. И уже близко.

— Цэрики говорят, что пока не помолятся в ургинских храмах, в бой с русскими не пойдут.

— Тогда я прикажу выпороть каждого, кто уйдёт из отряда в Ургу...

Действительно, хорунжий Немчинов приказал наказать «бамбуком» нескольких строптивых цэриков. Но прока от этого не было: угрозы оказались бесполезны. Беломонгольский отряд разбежался на глазах хорунжего. Причём не все люди ушли к столице. Большинство цэриков рассеялось в степи, но только не на север, откуда подходил советский экспедиционный корпус Константина Неймана. Немчинову с несколькими казаками пришлось поспешить, чтобы уйти от Урги на восток, в Цэцэнхайский аймак, и там искать главные силы «азиатов».

Богдо-гэген о сопротивлении красным монголом и не подумал, надеясь на свой авторитет и святость в глазах населения Внешней Монголии. В новой обстановке цин-ван Унгерн ему уже не мог ничем помочь. Такого же мнения о складывающейся ситуации был и глава правительства Джалханца-хутухта:

— Нам не стоит воевать с красными русскими и с Сухэ-Батором. Пусть новые министры будут в Урге. Ламы не дадут в обиду нашего Живого Будду. Он свят для любого монгола...

Джалханца-хутухта, разумеется, хитрил. Он не моё не знать, как красные монголы относятся к Богдо-гэгену и служителям буддистского культа. Но сила была на их стороне: личная дворцовая гвардия Богдо-гэгена защитить Ургу, конечно, не могла. А хан-чингизид и цин-ван Унгерн со своей Азиатской конной дивизией пропал где-то на севере Монголии, не подавая в столицу о себе надёжных вестей.

Джебцзун-Дамба-хутухта решил всё же сразу наладить «добрососедские» отношения с новыми покорителями Урги. Он выслал навстречу Сухэ-Батору и командирам красноармейских войск начальника дворцовой стражи с приветствием на расстояние десяти вёрст от столицы. Так, в не столь давние времена, было традиционно положено встречать прибывающих в столицу Внешней Монголии из Пекина китайских наместников:

— Богдо-гэген приветствует тебя, Сухэ-Батор, решившего прибыть в Ургу из Алтан-Булака.

— Спасибо на добром слове. Что ещё приказал передать Богдо-хан?

— Богдо-гэген сказал, что он готов признать революционное правительство красных монголов.

— Хорошо. А что твой хозяин для этого сделал не на словах?

— Богдо-гэген принял отставку Джалханцы-хутухты и всех его министров.

— Кто же теперь правит в Урге вместо них?

— Пока никто. Дом правительства пуст, и я приставил к нему надёжных стражников.

— Есть в Урге солдаты Унгерна?

— Нет, ни одного. Все их казармы и штаб в Маймачене пусты.

— Поезжай в город. Объяви там, что русские идут с нами как друзья монгольского народа...

6 июля передовая часть колонны советского экспедиционного корпуса (2-я стрелковая бригада Народнореволюционной армии ДВР) и красно-монгольский отряд вступили в Ургу без боя. Остальные войска, растянувшиеся по пути, вошли в город на следующий день. Среди и их были и члены Временного народного правительства во главе с Д. Бодо.

Въезд в столицу Сухэ-Батора мало чем напоминал торжество барона Унгерна фон Штернберга. В воздухе не витал запах пороховой гари, на улицах не валялись трупы людей и лошадей. Красные не держали винтовок на изготовку, как это было с белыми. Нейман и его командиры знали, что вооружённого сопротивления в Урге они не встретят. Последние её защитники в лице хорунжего Немчинова и немногих оставшихся у него конников уже сутки как подгоняли своих лошадей, торопясь уйти как можно дальше.

Сухэ-Батор ехал под красным знаменем, приветствуемый ургинцами. Многочисленные столичные ламы молчаливо стояли повсюду, смиренно опустив глаза в землю. Торжественное шествие двигалось по центральной улице Урги. Русские колонисты называли её Широкой, чтобы подчеркнуть главное достоинство. За Сухэ-Батором ехали четыре сотни красных цэриков, героев боя с Баяр-гуном под Алтан-Булаком.