Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

— Лама годен только для мирных дней. Даже самый ясновидящий. На войне он не заменит и одну казачью винтовку. Даже простую плеть...

Барону было известно, что немалая часть его офицеров и русские колонисты волнуются. У многих в Урге остались семьи, судьба которых была неизвестной. На одном из полковых смотров ему задали вопрос:

— Можно ли, господин генерал, забрать из Урги семьи с помощью верных монголов и привезти их в лагерь?

На такой вопрос встревоженных судьбой близких людей Унгерн фон Штернберг ответил:

— Настоящий воин не должен иметь никаких близких.

— Позвольте спросить, почему?

— Тревога за близких уменьшала храбрость воинов во все времена.

— Но красные могут учинить над нашими семьями расправу.

— Мой приказ за номером пятнадцать запрещает брать жён в походы...

Ища выход из создавшейся ситуации, цин-ван Унгерн, вспоминая последний штурм Урги, решил повторить «шахматный ход», то есть вторично устроить побег Богдо-гэгену. Он написал ему доверительное письмо, переправленное в столицу с одним из учёных лам, который был вхож в ближайшее окружение Джебцзуна-Дамбы-хутухты:

«Мой повелитель Богдо-хан. Я выражаю вашей светлости искреннее соболезнование по поводу занятия столичной Урги красными монголами и советскими войсками...

С приходом красных для Монголии и «жёлтой» религии наступают чёрные дни. Наши враги не пощадят ни храмы, ни монастыри, как это происходит в России уже четвёртый год. Буддистских лам ждёт участь православных христианских священников...

Я предлагаю вам бежать из Урги в Улясутай. Тамошний белый гарнизон станет вам надёжной защитой на первые дни. Затем туда подойдёт моя Азиатская конная дивизия. Князья придут со своими воинскими отрядами сами, чтобы спасти вас от красных...

То, что вы сейчас находитесь в руках красных, как когда-то под китайским арестом, даст нам возможность поднять монгольский народ на священную войну...

Я готов пойти войной в Забайкалье. Мои победы там заставят советские войска уйти из Урги назад, для борьбы со мной. Тогда князьям будет легко справиться с Сухэ-Батором и его красными цэриками...

Решайтесь на побег, мой повелитель. Я, ваш цин-ван, хочу спасти Живого Будду и жёлтую религию от красной напасти...»

Но это письмо в Зелёный дворец Богдо-гэгена не попало. Красные цэрики несли караульную службу далеко не так, как китайские солдаты. Лама, хранивший унгерновское послание в выдолбленном посохе, отверстие в котором залепили воском, не смог выполнить порученное ему архиважное дело.

Впрочем, историки по сей день не уверены в том, что, получи Богдо-гэген это письмо, он бы согласился бежать в Улясутай из столицы. Времена для Монголии были теперь совсем иные. Простой арат не видел в красном Сухэ-Баторе врага типа пекинского наместника, готового ограбить, лишить стад, поселить на родовых Пастбищах китайских колонистов.

Приятной неожиданностью для барона стали просочившиеся в Халху за многие сотни вёрст слухи из далёкого Приморья, из Владивостока. Там промышленники братья Меркуловы при помощи каппелевцев и японцев совершили переворот, взяв власть в свои руки.

Слухи приходили к Унгерну в искажённом виде, далёкие от реальной действительности:

— Меркуловых поддерживает Токио...

— Японские войска начали наступление от берегов Тихого океана через Сибирь на Советскую Россию. Наступление идёт успешно...

— Атаман Семёнов перешёл границу со своими отрядами...

— Японцы вступили в Забайкалье, Они в Хабаровске и Амурской области...

Роман Фёдорович с жадностью вслушивался в рассказы случайных людей, отловленных его заставами по дороге из Маньчжурии в Ургу. В его сознании вновь «реанимировалась» надежда на осуществление большого похода атамана Семёнова, о котором тот писал ему в последнем, пусть и давнем письме. Унгерн делился услышанным с Резухиным и Ивановским:

— Японцы и Семёнов вновь вместе! Вот это будет сила!..

— Теперь Советы зашатаются по всей Сибири...

— Каппелевцы выбили красных из Владивостока...

— Мы обязательно встретим атамана где-нибудь на полпути между Читой и Верхнеудинском...

— Пора выступать. Иначе наше войско начнёт разлагаться...

То, что Унгерн приказал своей дивизии сняться с лагеря на берегах Селенги и укрыться в окрестных лесах от воздушного «глаза» противника, сыграло хорошую службу. Красные пилоты почему-то решили, что азиаты разбегаются от «бешеного барона». В Иркутск на имя командарма 5-й армии Матиясевича и в Читу на имя будущего советского маршала Блюхера, командующего Народно-революционной армией ДВР, пошли радиограммы следующего содержания:

— Силы Унгерна продолжают таять. От него ушли все монголы...

— Состав Азиатской конной дивизии по данным воздушной разведки не превышает на сегодняшнее число нескольких сот человек...

— В Селенгинском лагере белых осталось всего около полусотни юрт и палаток...

— Сведениями о подготовке к переходу границы Унгерном разведка экспедиционного корпуса не располагает...

На основе такой оперативной информации в Иркутске и Чите решили, что в стане белых поняли всю безвыходность своего нынешнего положения после утраты Урги и поражения под Троицкосавском и Кяхтой. Только этим можно было объяснить «видимое с воздуха численное сокращение» вражеской дивизии. Оставалось только гадать о том, куда бегут от «бешеного барона» его «азиаты» не монгольского происхождения. К атаману Семёнову в Маньчжурию, в Синьцзян или в портовый Шанхай, где уже сложилась большая колония белых эмигрантов.

Было ещё одно обстоятельство, которое играло белым на руку. В Иркутске, в штабе советской 5-й армии начались серьёзные распри. Они шли между Матиясевичем и членом армейского реввоенсовета Грюнштейном: обвиняли друг друга во всяческих грехах, словно забыв о том, что Гражданская война близка к завершению, Председатель Революционного комитета Сибири Смирнов по прямому проводу телеграфировал в Москву, в Кремль Троцкому:

«Острые разногласия внутри Реввоенсовета между Матиясевичем и Грюнштейном разваливают работу, подрывают дисциплину в штабе . Матиясевич опустился, высиживает в штабе часы, работы нет...

Предлагаю освободить Матиясевича и Грюнштейна от занимаемых должностей и заменить более энергичными и ответственными военными работниками...»

Унгерн фон Штернберг, естественно, обо всём этом и не подозревал. Он находился в информационном вакууме, пользовался только слухами да случайно попадавшими к нему в стан ургинскими газетами. Поскольку конные разъезды красных по неизвестной причине перестали искать его к северо-востоку от монгольской столицы, то пленных унгерновцы не имели.