Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

И вот в дни, когда угрозы от белых на границе не ждали, Азиатская конная дивизия пришла в движение. Она двинулась в заведомо безнадёжное, повторное вторжение в советское Забайкалье, вновь нацеливаясь на город Верхнеудинск и Транссибирскую магистраль, чтобы перерезать её у восточного берега Байкальского озера.

Унгерновцы выступили в поход в ночь на 17 июля. Сперва они шли по маршруту движения бригады генерала Резухина, которая достаточно удачно действовала в первом вторжении. На пути встало только несколько малочисленных красных заслонов, которые разгонялись первой же атакой. Барон теперь для боя часто спешивал «азиатов». Хотя дивизия была конная, но сабель и шашек имели меньше половины всадников. Остальные, вооружённые винтовками и кавалерийскими карабинами, представляли из себя ездящую пехоту и для конных баталий не годились.

Дивизия в четыре тысячи всадников двигалась быстрыми конными переходами, отводя на ночёвки и днёвки минимум времени. Пушек имелось всего две — резухинских, обоз был небольшой. Немалая часть грузов везлась во вьюках. По пути часто приходилось вырубать заросли по сторонам троп, чтобы могли проехать повозки и артиллерийские упряжки. Эта работа выполнялась быстро, сменными командами. Поэтому задержек по тропам среди лесистых гор севера Монголии почти не случалось. Такой скорости передвижения противник белых не ожидал и не прогнозировал. Суточные переходы составляли от 30 до 60, порой даже 80 километров.

За несколько стремительных бросков «азиаты» вышли в долину реки Джиды. Историки отмечают то, что в своём последнем походе Азиатская конная дивизия двигалась на север очень быстро. 24 июля она уже шла по Джидинской долине. Через три дня оказалась у Селенгинской Думы.

Поразительно было и другое: почти весь этот путь Унгерн не пользовался услугами проводников. Своё войско он вёл по приречью Селенги сам. Во время допросов его спросят:

— Вы знали район предстоящих боевых действий?

— Знал. И достаточно хорошо.

— А когда вы здесь могли быть?

— В1913 году я совершил своё первое путешествие в Халху. От Верхнеудинска до Усть-Кяхты добирался купеческим пароходом-тихоходом. На здешние берега насмотрелся вдоволь.

— Но это же было восемь лет назад?

— Ну и что? У меня отличная память на любую местность. Сродни звериной...

Белых на территории Забайкалья начали преследовать. Однако теперь бывший Рокоссовского кавалерийский полк и конный партизанский отряд полного Георгиевского кавалера Щетинкина никак не могли догнать «азиатов». Преследователи находили только остывшие угли потухших сутки, а то и двое назад кострищ.

Немногочисленную пехоту барон приказал везти на телегах. Пушки переправлялись через водные преграды известным с древности способом. Забивали несколько быков и ждали, когда их туши под жарким летним солнцем вздуются. Затем связывали вместе, и получался своеобразный зловонный понтон, который выдерживал тяжесть артиллерийского орудия. Щетинкин, руководивший преследованием унгерновцев, только удивлялся при виде таких чудовищных по виду понтонов, ставших плодом воображения и «чингисхановских» знаний белого барона:

— Этому Унгерну сидеть бы где-нибудь в университете и читать историю. Додуматься до того, что помнят только учёные ламы...

В Джидинской и Селенгинской долинах барона ожидало полное фиаско. Разом разрушились все его надежды на пополнение из местных казаков и бурят. Многие сёла и деревни встречали белых полным безлюдьем. Люди прятались в леса. В других селениях в тайгу уходила мужская половина, способная носить оружие и подлежащая мобилизации в ряды белогвардейского войска. Добровольцев почти не оказалось. Барон неистовая:

— Кто мне говорил, что в селенгинских станицах живут самые верные нам казаки?! Где они?

В Селенгинской Думе мобилизовано всего несколько десятков бурят?! А куда делись остальные конники-буряты?

— Где крестьяне? Ведь им не по пути с большевиками. Те их за последние два года до нитки обобрали продразвёрсткой...

Семёновский генерал» ставший у Богдо-гэгена монгольским цин-ваном, откровенно не понимал происходящего в забайкальской глубинке. А суть дела была проста: простому люду уже осточертела трёхлетняя Гражданская война, которая раз за разом прокатывалась по области расселения Забайкальского казачьего войска, по земле Бурятии. Всем давно хотелось мира, и даже та часть местного населения, которая неприязненно относилась к Советской власти, не желала больше воевать.

31 июля белые вышли к Гусиному озеру. На его берегах располагался самый большой буддистский монастырь Бурятии — Гусиноозёрский дацан. Он являлся официальной резиденцией главы буддистской церкви в России Хамбо-ламы. Здесь «азиаты» встретили в первый раз за этот поход сильное сопротивление: в дацане укрепились два стрелковых батальона красных, имевших артиллерийскую батарею из четырёх орудий.

В данном случае Унгерн всё же не пренебрёг разведкой. На основе её данных он и построил план штурма Гусиноозёрского дацана, пойдя на военную хитрость. Чтоб отвлечь внимание противника, обозу и санитарным повозкам с ранеными было приказано двигаться по дороге на виду из монастыря. Красные, заметив выходившую из ближайшего леса голову неприятельской колонны, стали устанавливать пушки на этой стороне дацана, стянув сюда и большую часть пехотинцев.

Тем временем конные сотни белых обошли монастырь путём, хорошо скрытым поросшими густым лесом сопками. Конница появилась перед защитниками дацана совершенно неожиданно, и те не успели перетащить орудия на новое место и изготовить их для стрельбы. Белые ворвались на территорию Гусиноозёрского дацана с налёта. Почти час среди юрт лам и храмов шли ожесточённые рукопашные схватки: раненых и убитых оказалось у обеих сторон много.

Видя безвыходность своего положения, оставшиеся в живых стрелки и артиллеристы сложили оружие и сдались в плен. Командиры батальонов покончили жизнь самоубийством. В плену их ничего хорошего не ожидало. Один перед тем, как послать себе пулю в висок, зашёл в озеро по горло, чтобы враг не надругался над его трупом. Всё это происходило на глазах барона:

— Красиво. Стреляют до последнего, а потом себя. Совсем как юнкера белой гвардии. Словно люди рыцарской чести...

Итогом победы стало взятие в плен четырёхсот стрелков-красноармейцев. Трофеи оказались весомы: четыре полевых орудия и почти не израсходованный запас снарядов к ним. Пленных барон приказал построить на площади перед главным храмом:

— Я посмотрю сам лично в глаза каждому. И определю, кто красный доброволец и большевик. Их расстрелять. Остальных можно считать надёжными для вступления в наши ряды...