Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

— Но два месяца назад под Кяхтой вы говорили мне, что надо выждать и не бросаться сломя голову в сражение.

— Тогда звёздный небосклон показывал нам совсем иное веление неба. Ты мог сам убедиться в этом, когда мы гадали на костях у костра в твоей ханской юрте.

— Значит, небо велит идти войной только северным путём?

— Да, цин-ван. Тебе надо идти только на север. Вон по той долине среди горного леса. В Монголию возвращаться не надо. Звёзды нам об этом пути ничего не сказали.

— Хорошо, я буду думать...

Однако времени на обдумывание не оставалось. Надо было что-то решать, пока не поздно. Промедление грозило кольцом окружения. К тому же учёные ламы на следующую ночь сами помогли барону Унгерну фон Штернбергу принять решение на отступление к границе. Большая часть их дружно сбежала из походного лагеря неизвестно куда. В дивизионном штабе заговорили:

— Уж не чекисты ли из штаба пятой армии заслали нам этих прорицателей...

— Под Троицкосавском наступать не советовали. А здесь — только вперёд на пехоту и пушки красных...

— Зря наш барон так безоглядно доверяет этим ламам-прорицателям...

Унгерн стал осознавать всю опасность западни, которую уготовила ему противная сторона. Перебежчики, пленные и местные жители в один голос заверяли, в Забайкалье сегодня нет ни японских войск, ни отрядов атамана Семёнова. Унгерн один сражается здесь против Советов. Позднее, на одном из допросов, «бешеный барон» скажет:

— Пал духом я только на Гусином озере.

— Почему именно там, а не в другом месте? Например, на Джиде?

— Потому что именно там от меня сбежали мои ламы-прорицатели. Уж не к вам ли?

— Нет, не к нам. В наших штатах служителей культа Будды нет...

Азиатская конная дивизия отступала столь же быстро, как и наступала. Недавний казачий сотник-забайкалец демонстрировал вождение конницы с большим знанием дела. Но теперь всецело доверялся разведке, а не ламам. Впрочем, их подле него осталось всего несколько человек. Все они были монголами из степных дацанов. Бежали только ургинские и бурятские ламы-прорицатели.

Унгерн уходил к границе по западному берегу Гусиного озера, который из-за своих лесов позволял совершать марш-броски с большой скрытностью. Здесь на него и стала наседать красная кавалерия в лице Кубанской дивизии и партизан Щетинкина, имевших дюжину пулемётов. Бывший сибирский плотник и штабс-капитан старой русской армии тоже знал тактику действий конницы. Он правильно угадал ход белого барона и раньше его повернул от Гусиного озера, торопясь закрыть врагу выход из долины реки Джиды.

Такой же манёвр совершила и Кубанская кавалерийская дивизия. Но при этом её командование в известность командира красно-партизанского отряда почему-то не поставило. Скорее всего, оно не собиралось ни с кем делить лавры победителя Унгерна. Но в результате такой несогласованности дело для преследователей кончилось плохо.

Преградить путь белым и взять их смертельной хваткой в кольцо красные не смогли. Накал погони по горным и лесным дорогам, накопившаяся ненависть к «бешеному барону» сделали своё дело. Столкнувшись по пути преследования друг с другом, щетинкинцы и кубанцы; приняли друг друга за унгерновских казаков. Завязался жаркий бой: перестрелка из винтовок и пулемётов велась в течении трёх с лишним часов. Без человеческих жертв, разумеется, в том бою не обошлось. А тем временем Азиатская конная дивизия оторвалась от преследователей ещё на десяток вёрст, всё больше уходя в таёжную глушь забайкальского приграничья.

Всё же под селом Новая Дмитриевка, расположенным у отрогов хребта Хамар-Дабан, красным наконец-то удалось прихватить белых. Этот бой произошёл 5 августа. О его накале говорит хотя бы то, что там семёновский военачальник потерял двести с лишним «азиатов». Барон лично возглавил конную атаку на стрелковые цепи, которые удалось прорвать. Артиллеристы противника уже рубили постромки пушек, чтобы бежать из села. Но в эти минуты внезапно появились бронемашины красных. Атакующей коннице белых пришлось отступить от Новой Дмитриевки на исходные позиции.

Поняв, что победы ему здесь не видать (к красным подходили подкрепления), Унгерн вечером того же дня продолжил отступление по таёжной пади, где текла река Ира. Белые без задержки проскочили село Покровку. 7 августа они заняли посёлок Капчеранский. Теперь до границы было, как говорится, рукой подать. Через сотню вёрст начинались степи. Роман Фёдорович воспрял духом:

— В степях Халхи красные нам не страшны. Только прикажу — все степные князья придут ко мне со своими отрядами...

Преследователи старались не упустить быстро отступавшего врага. Пылающее жаркими солнечными лучами небо стало заволакивать густой облачностью. Теперь аэропланы не могли летать на разведку, которая давала основные данные местоположения Азиатской конной дивизии. Белые получили хорошие шансы, чтобы беспрепятственно пересечь линию государственной границы.

Нейман и красные командиры, ведя свои полки по карте, понимали, что войско «бешеного барона» надо «взять в кольце именно на своей территории, а не на сопредельной. Там Унгерн-Штернберг мог получить поддержку. И преследователи торопились. Но пока все их настойчивые усилия оказались тщетными.

В ночь на 11 августа Азиатская дивизия переправилась на правый, южный берег реки Джида близ казачьей станицы Цицикарской. Заскочивший туда конный разъезд донёс Константину Нейману в самом срочном порядке:

— Отход Унгерна через Джиду носит спешный характер. Белые населённых пунктов теперь избегают.

Белый барон не зря тренировал своих «азиатов» на Селенге. Они форсировали Джиду, реку с крутым нравом, что говорится, с ходу, со всем обозом и артиллерией. Нейман предполагал, что именно на левобережье этой водной преграды неприятель, по крайней мере, его главные силы, будет обязательно настигнут во время переправы. Но этого не случилось.

Всё же красным удалось загнать «азиатов» в болотистую пойму реки Айнек. Случилось это возле самой границы, у посёлка Модонкуль. Здесь обоз и пушки белых едва не застряли. Но всё обошлось удачно. Болото удалось пройти без заметной задержки, не оставив в нём ни одной обозной повозки, не говоря уже об артиллерии.

В последующие дни, оторвавшись от преследования и запутав в тайге свои следы, барон наконец-то дал обоим вконец измученным людям и лошадям небольшой отдых. Такими же уставшими выглядели, впрочем, и преследователи, пехота которых давно отстала от кавалерии. Красные опять потеряли врага, толком не зная, где он находится и что предпринимает. Нельзя было даже установить, в каком месте он собирается уйти за кордон»

14 августа Азиатская конная дивизия, двигаясь с большой осторожностью по таёжным падям, вышла к монгольской границе. Пограничной стражи как таковой тогда ещё здесь не было. О том, что дальше начинаются земли Халхи, молчаливо говорил лишь покосившийся от времени полосатый пограничный столб, на котором когда-то красовался двуглавый российский орёл. Но этот символ царского самодержавия был ещё несколько лет назад сбит «рукой трудового народа» и поломанным, почерневшим от дождей валялся у столба, вкопанного в небольшой пригорок.