Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

— Хочу вас предупредить сразу. Зею я видел однажды, и она мало напоминает нашу тиховодную Аргунь. Особенно после дождей.

— Ничего, меня это не пугает. Я переправлюсь через Зею при любой её воде вплавь на коне. В Благовещенск прибуду к такому-то дню. Пари принимается?

— Принимается, барон. Желаем от всех здесь присутствующих удачи.

— Благодарю...

Унгерн, конечно, не мог себе представить всех трудностей одиночного конного пробега через амурские леса. Более того, сибирской тайги он просто не знал. И всё же казачий хорунжий, счастливо избежав встреч с беглыми каторжниками и хунхузами, бродячими медведями и дальневосточными тиграми, не утонув при переправе через своенравную и полноводную Зею, прибыл в Благовещенск. По пути его конь не пал, а охота действительно прокормила одинокого путника. С собой в дорогу из провианта он почти ничего не взял, если не считать мешочка соли, привозимой в эти места аж из-за Байкальского моря.

Очевидцы потом описывали и такую выразительную деталь. Якобы барон выехал из Даурии с восседавшим, у него на плече любимым охотничьим соколом. Но, думается, такая птица летописной «царской охоты» была ему вряд ли по карману.

Пари со своими теперь уже бывшими сослуживцами по 1-му Аргунскому полку изгнанный хорунжий выиграл. Маршрут конного пробега был выдержан ям с похвальной точностью, на место прибыл в назначенный срок.

В Амурском казачьем полку поступку офицера, всего два года знакомого с Дальним Востоком, поражались. Поступок был свидетельством несомненного мужества и отваги, поскольку тайга слабым не потворствовала. И за слабость, ошибки наказывала строго. Унгерна расспрашивали:

— Барон. У вас был прямо маршрут первопроходца. Как вы на такое решились?

— Затея моя была проста по той причине, что я не люблю мирной жизни. В моих жилах течёт кровь прибалтийских рыцарей. А рыцарство людей слабой воли никогда не терпело. Они быстро гибли.

— Зачем же вам был нужен такой опасный во всех отношениях пробег по тайге? Да ещё с форсированием Зеи.

— Мне нужен был, господа офицеры, свой жизненный подвиг.

— Для чего, извольте спросить?

— Для самоутверждения...

В Амурском казачьем полку хорунжий фон Унгерн-Штернберг был сперва «вне штата» приставлен пулемётной команде. Барон был «лично» знаком с этим чудом военной техники по Маньчжурии, которая только-только поступала на вооружение казачьих войск. Знание пулемётного дела, умение устранять неисправности (первые «максимы» часто «заедало») произвели на новых сослуживцев самое благоприятное впечатление:

— В Павловском училище по-пустому не учат, без пулемётной науки сейчас уже нельзя...

— Наш барон, как рассказывал, япошек под Мукденом из «максима» выкосил немало...

— Есть теперь и у нас свой полковой технарь. Пулемётный...

После пулемётной команды хорунжего фон Унгерна перевели в 1-ю, правофланговую сотню полка. Он стал возглавлять в ней разведывательную команду, составленную из наиболее «ушлых» казаков. Сотня была примечательна тем, что имела отличительные знаки на головные уборы с надписью «За отличие против китайцев в 1900 году».

4-я и 5-я сотни полка имели наградные Георгиевские серебряные трубы «За Эюр, Хинган и Цицикар в 1900 году». 6-я сотня — такие же трубы, но с надписью «За Хинган и Цицикар в 1900 году». Сам полк с декабря 1909 года именовался так: Амурский казачий генерал-адъютанта графа Муравьева-Амурского полк.

Офицерская казачья жизнь предусматривала размеренный распорядок мирной службы. Хождение в наряды дежурным по полку, в караулы, руководство стрельбами подчинённых и выездкой коней, подготовка к смотрам и парадам в большие праздники, наблюдение за перековкой и чисткой лошадей, за хранением штатного оружия и чистотой казарменных помещений, Конюшен и коновязей. Полковых дел был не перечёт, и исполнялись они с утра до вечера. Строевая служба расслабляться позволяла редко.

По заведённому порядку с рядовыми до обеда занимались младшие командиры — урядники. Офицеры вели послеобеденные занятия в конном строю или «пешие по-конному». Казаки занимались гимнастикой, рубкой в конном строю фашин и фехтованием, укладкой походных вьюков, изучением воинских уставов, прежде всего кавалерийского и дисциплинарного.

Пополнивший полковые ряды казаков-амурцев бывший «павлон» оказался хорошим строевиком: подтянутым и требовательным. Неряшливым в жизни и службе он станет позднее. Во многом благодаря ему сотня, в которой он состоял, всегда отличалась среди других на строевых смотрах. В таких случаях она проходила в конном строю мимо начальства с неизменной любимой казачьей песней «Под ракитою зелёной»:

Хорунжему Унгерну-Штернбергу полковое начальство часто поручало ведение еженедельных «бесед о войне». Обладатель солдатского «Егория» мог эмоционально, красочно рассказать не только о прошедшей Русско-японской войне, но и о других событиях в ратной летописи Отечества. Военная история была одним из любимых предметов барона во время его учёбы и в Морском корпусе, и в Павловском военном училище. Рассказчиком он слыл отменным, хотя многословием в жизни не отличался:

— Много говорить можно только о прошлом. О настоящем лучше всего сказать делами...

Между тем мечты о быстрой офицерской карьере на Востоке улетучивались. И не только потому, что родственник генерал фон Ренненкампф оставил Забайкалье и перебрался на новое место службы. Новой войны в Японией не случилось, теперь она даже не ожидалась в обозримом будущем. Так что о воинских подвигах, наградах за них и новых, досрочных звёздах на погонах не приходилось мечтать. А полковая, будничная жизнь теперь виделась очень прозаичной. На берегах Амура она мало чем отличалась от той, что была в Даурии.

Следующее офицерское звание — сотника Унгерн получил только на четвёртом году службы, 7 июля 1908 года. Звание давалось за выслугу лет. Производство следовало в установленные сроки, но с некоторым замедлением. Сказывалась отдалённость Благовещенска от столичных инстанций.

Государственная граница по Амуру «оживала для хунхузов» зимой, когда река вставала и по льду можно было свободно ночью перейти на противоположную сторону. В Забайкалье, на берегах Аргуни, жизнь у казаков — пограничных стражников шла с большими тревогами. Но тревожные дни были и на новом месте службы. Правда, пойманные хунхузы в наградной список не вписывались. Такие дела считались привычными: