Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Мы же не просто воины, а жрецы божеские, кои изначально Свентовиду службу правят, сначала ратную, а потом и волховскую, после ранения тяжкого или по возрасту. И связь держим не только со Свентовидом – Отцом нашим, но и с Перуном, Радегастом, Белобогом, Даждьбогом и всеми прочими богами. Оттого лик свой бреем, а власы на голове оставляем, так и шелом удобней носить.

– Занятно речёшь, брат, может, и мне подмогнёшь в деле подготовки новых всадников для дружины Новгородской? – Темник пристально взглянул на ворота стана и улыбнулся, прищурившись. – Гляди, только за князя заговорили, а он и сам пожаловал!

В ворота стана въезжали всадники, средь которых выделялся крепкой статью один с белыми волосами до плеч. Князь, видно, тоже заметил своего темника и сразу направил коня к возвышенности, на которой стояли Бобрец и неизвестный муж богатырского сложения. Четверо охоронцев князя внимательно всматривались в незнакомца, сразу уразумев, что пред ними настоящий воин, спокойный и расчётливый, не делающий ни одного лишнего движения. Как всегда, Ольг в первую очередь обменялся взглядом с богатырём, стараясь прочесть его суть.

– Здрав буде, княже, – с достоинством поклонился незнакомец. – Прости за дерзость, но худо у тебя с охороной, негоже совсем, – проговорил он неожиданно.

– А ты кто таков будешь, смелый воин, и откуда ведаешь, на что способны мои вои и каковы они в схватке? – прищурил зелёное око Ольг.

– Твой темник назвал меня Руянец, пусть будет так, моё прежнее имя уже не имеет значения, потому что осталось в прежней жизни. Я бывший воин храма Свентовида, что на острове Руян, или Рюген, как его франки с данами и прочими нурманами называют. А охорона твоя плоха не потому, что плохи воины, а потому, что не обучены они охороне, а сие есть такая же наука, как и любая другая.

– Что же не так сделали мои воины? – полюбопытствовал Ольг.

– Узрев незнакомого мужа крепкой воинской стати, они обязаны были видеть во мне возможного посягателя на жизнь твою, княже, а значит, должны безопасность твою обеспечить, а они стоят подле, даже не спешились и тебя не прикрыли. Я же на расстоянии трёх-четырёх шагов от тебя, князь, могу двигаться шустрее, чем любой твой верховой. В погоне да в поле широком конь преимущество, а в такой близи помеха. К тому же сей клинок на таком расстоянии мог тебя уже навеки успокоить. – С этими словами Руянец снял свою десную руку с подвязанной шуйцы и, раскрыв широкую длань, показал на ней метательный клинок и тут же быстро спрятал его в перевязь больной руки.

Ошарашенные охоронцы тронули было коней, чтобы обезоружить богатыря, но князь, будучи по натуре любителем познавать новое, остановил их. Да и не чуял он в пришельце опасности.

– Добре, брат Руянец. Как же должны были действовать мои охоронцы по вашей науке? – спросил он.

– Перво-наперво, подъезжая ко мне, он и он, – богатырь показал на двух крайних охоронцев, – должны были обогнать тебя и стать около меня, причём тот, что одесную от меня, должен стать ошую, а тот, что ошую, стать одесную.

– Отчего именно так? – уточнил Ольг.

– Сие просто, при таком движении их кони и они сами будут прикрывать тебя и я не смогу бросить клинок. Два других охоронца делают то же самое, только становятся не подле тебя, княже, а на полтора-два шага впереди.

– Тут понятно, пока они сие делают, я снова от противника прикрыт, разумно, – согласился князь.

– Те, что стали подле меня, сразу должны спешиться, чтобы кони им не мешали. Один видит каждое малейшее движение моей шуйской руки и ноги, второй бдит за десной рукой и ногой. Так проще и быстрее обездвижить нападающего. Те же, что подле тебя, при любом моём резком движении или угрозе сходятся, заходя на полтела друг за друга, чтобы один был прикрыт другим, но оба всё время меня видели. Ну, ещё есть наука работы в паре, в четвёрке, десятком на двух-трёх или четырёх опасных для охраняемого человека противников. Однако рассказывать долго, учить надо, а наука сия, как и всякая прочая, только через пот и ошибки впитывается. Пот из тебя выходит, а наука остаётся, так нас, воинов Свентовида, с детства учили. Ну вот, княже, узрел я тебя, теперь и коня могу выбрать, как твой темник просил, – опять неожиданно перешёл на другое Руянец и поглядел на Бобреца.

– Занятно, какого же коня ты мне выберешь, тем более что мы, кельты, коней не хуже железа разумеем, – улыбнулся Ольг, которому новый знакомец явно пришёлся по нраву. – Пойдём-ка вместе.

– Коли вместе идём, тогда надлежит мне оружие своё твоим, княже, охоронцам на время передать, так полагается. – Богатырь протянул сначала свой боевой нож-скрамасакс, вытащив его из ножен с серебряными накладками и чеканным узором на них, а потом ловко извлёк из перевязи раненой руки два метательных клинка и тоже передал ближайшему охоронцу. Меч из ножен доставать не стал, а снял его вместе с ножнами и перевязью.

– Оставайся тут, Вепс, около лошадей, несподручно с такой кучей железа по конюшням хаживать, – распорядился старший княжеской охороны.

Они оглядели всех коней, привезённых купцами. Выбор богатыря пал на белого коня с крепкими ногами и широкой грудью.

– Отчего же этот, вон тот, вороной, разве не лучше? – удивился Ольг.

– Князь должен ездить только на белом коне, – убеждённо молвил Руянец. – Белый конь, как у Свентовида, он вместилище светлых сил, находится под покровительством самого божества. Враги чуют и понимают эту силу. Только белой масти! – решительно повторил воин.

– Добро, – чуть подумав, согласился Ольг. – Хорош выбор, мне самому сей конь глянулся.

– А я вспомнил тебя, княже. Там, на Руяне, когда князь Рарог, закончив свою речь, сказал, что те, кто желает у него служить в Северной Словении, пусть подходят к воеводе его Ольгу. Князя Рарога я крепко тогда запомнил, а тебя видел несколько раз мельком и думал, что забыл, а вот сейчас вспомнил, как только белые твои власы и зелёные очи узрел.

У меня ведь память добрая на лики, даже если много лет прошло…

– Растерялся я тогда, никак не ждал, что князь меня вдруг воеводой назначит, ведь не было никакого разговора, а тут слышу и не верю… – окунулся в воспоминания Ольг.

Пред внутренним взором вновь ожила та волшебная ночь с низко висящей зеленовато-золотой звездой Денницей и серая мощёная дорога, ведущая к Арконе, по которой двигались тысячи людей. Медленно светлеющее на восходе небо, и тот священный миг, когда золотисто-розовые лучи восходящего Светила касаются восточных врат чудного храма, и громогласный радостно-торжествующий рёв двенадцати приветствующих его труб, и тут же распахиваются навстречу Солнцу врата, из которых на чудных конях в золочёной сбруе выезжают триста статных голубоглазых и русоволосых богатырей, которые выстраиваются вдоль обеих сторон дороги, трижды прокричав мощными голосами «Слава» божеству-светилу. Триста могучих всадников недвижно, будто изваяния, замирают по обе стороны дороги к храму.