Игорь Минутко - В июне тридцать седьмого...

И на привале во время марша или в «буржуйской квартире», в которой остановились на ночлег, простой русский солдат говорил своим товарищам, оглянувшись по сторонам (как бы парторг или этот, от «смерша», не услышал):

— Братцы! Что же получается? Это и есть тот самый капитализм, который рабочего человека эксплуатирует? А у нас? При социализме «всеобщего счастья»? Да они в сто раз лучше нашего живут!

— В тыщу раз, — тихо откликался кто-то из солдат, тоже оглядываясь назад, на дверь.

— Так за что же... твою мать! мы боролись?

— За что боролись, на то и напоролись...

— Да... — чесал солдат-победитель за ухом. — Дела...

Что их ждёт на родине? Это ведь только в песне распрекрасной поётся: «...Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!..»

Лучше всех... Там солдат из крестьянского сословия ждут не дождутся нищие колхозы, где за трудодни — одни палочки, кормись со своего участка, в котором каждая яблонька и курица-несушка налогом обложены. И сразу паспорт отберут, никуда от родного колхозного хомута не подашься, считай, крепостной ты на всю оставшуюся жизнь, только у государства, а не у помещика...

— В капитализм хочу, братцы!

— Тише ты! На-ка вот, хлебни из фляги. Не разбавленный. Помогает.

А те солдаты, что из рабочих? Их что ждёт на «родном заводе»? А вкалывать надо до седьмого пота, план давать — за гроши. Жильё, спрашиваете? Комнатуха в бараке ещё дореволюционной постройки, вся семья в ней ютится, пять человек. Нужник во дворе, с утра в очередь вставай, кухня одна на весь этаж, примусы и керосинки чадят — не продохнёшь. А питание? Вот от жены письмо получил: всё по карточкам, она у меня нянечка в детском садике, норма хлеба — четыреста граммов, столько же детям, а мамаше-инвалидке — триста. По рабочей карточке вроде бы восемьсот граммов получать буду, всё полегче. Другие продукты тоже по карточкам — крупа, сахарок, маслице — по мизеру. И во всех магазинах — очереди, очереди, очереди.

А ещё... Страх со всех сторон. Сколько людей в лагерях сидит — безвинно? На работу больше чем на двадцать минут опоздал — получи свой срок. Баб на колхозном убранном поле объездчик перехватил — оставшиеся колоски в мёрзлой земле выбирали, детишкам дома от голода животы подвело, ревмя ревут — за расхищение колхозной социалистической собственности пять лет обеспечено. На портрет вождя всего прогрессивного человечества косо взглянул да ещё — упаси Бог! — злое словцо от тоски и безысходности сорвалось — все, если кто увидел, услыхал и донёс, считай, десятка по какому-то там пункту статьи номер пятьдесят восемь Уголовного кодекса обеспечена: «За контрреволюционную деятельность».

— Да пропади оно всё пропадом! Капитализм на землю нашу вернуть надо!

— Тише ты, Иван! Совсем сдурел...

— Разливай, солдаты! Живы остались, к жёнам, к деткам едем. А холостые, молодняк наш, на второй день переженятся. Невест их по всей державе ждёт — по три на каждого. Или мы не счастливые? Сколько нашего брата полегло!.. И у себя, и в Европе ихней. Ничего... Живы будем — не помрём. Сообразим что-нибудь. Давайте за Россию нашу!

— За неё, матушку!

— Вздрогнули, мужики!

Соединились солдатские алюминиевые кружки со жгучим спиртом в братском соприкосновении.

Ничего... Живы будем — не помрём. Вот уж действительно: загадочная русская душа...

Миллионы, миллионы советских солдат возвращались с таким — или близким к такому — настроением на родину. С великой Победой.

Опасное критическое состояние умов. Это понимает Сталин. И разрабатывается целевая программа превентивных мер. Большинство советских солдат, попавших в плен и освобождённых из фашистских концлагерей своими или союзниками, направляются прямёхонько из плена врага в свои, «родные» исправительно-трудовые колонии обширной империи в империи под названием ГУЛАГ — так спокойней. Генералиссимус, гениальный полководец и военный стратег, не доверяет тем, кто сдаётся противнику: «Советский солдат-патриот не может попасть в плен»... Опускается на всех границах поруганного отечества — и в эфире — «железный занавес»: до критического минимума сведён список подданных коммунистического вождя, которых выпускают за бугор, и списки их, после тщательной проверки и инструктажа, утверждаются на самом верху; беспощадно глушатся «голоса» враждебных радиостанций, а тех, кто тайком слушает эту «гнусную ложь», ждёт один из пунктов статьи номер пятьдесят восемь Уголовного кодекса. Неистовствует огромный пропагандистский аппарат — в газетах, журналах, на радио и набирающем силу телевидении: разоблачается гнусный звериный облик капитализма, империализма, готовых пожрать светлый мир лагеря социализма во главе с Советским Союзом, особенно достаётся агрессивным Соединённым Штатам Америки, этому мерзкому оплоту милитаризма и расизма; внешний враг найден — начинается «холодная война», растёт, как тесто на дрожжах, гонка вооружений, создаётся советская водородная бомба. Но для отвлечения народного сознания от размышлений над собственной судьбой и, в результате, возможных противоправных действий необходимо найти внутреннего врага. И он найден: начинается разнузданная кампания борьбы с космополитизмом, более чем призрачный подтекст которой прост как мычание: «Вот, россияне, кто виноват во всех ваших невзгодах и неурядицах в стране — евреи!» Эта кампания завершается печально знаменитым «делом кремлёвских врачей», позорный провал которой, уже после смерти Сталина, хорошо известен. Однако страна успевает погрузиться во мрак ненависти, подозрений, сгущается атмосфера близкого всероссийского еврейского погрома.

Но есть высшая справедливость: пятого марта 1953 года чёрные силы ада забирают к себе своего посланца в нашей несчастной стране.

Однако дело, считайте, сделано. После 1954 года выросло новое молодое поколение, послевоенное. Оно во многом определяет народное сознание страны. И в него благодаря целенаправленной пропаганде, всему комплексу превентивных мер, о которых говорилось выше, внедрено классическое, с Марксовых времён, понятие капитализма, в эксплуататорской и антинародной сути которого усомнились миллионы солдат-освободителей, вернувшихся с фронтов страшной войны в родные пределы восемь лет назад.

Но время не стоит на месте. Разоблачение культа личности Сталина, хрущёвская «оттепель», расширение контактов с Западом — экономических, политических, культурных и — невиданное дело! — туристических. Да, да! Первые туристические группы, естественно тщательно отобранные, отправляются сначала в «братские страны» социалистического лагеря, а потом, пока единичные, в «страны капитала». За «волюнтаризм» ближайшими кремлёвскими соратниками подло свергнут Хрущев. Во главе государства — миротворец и жизнелюб Леонид Ильич Брежнев; десятилетия «застоя», эра «безбрежного оптимизма». Мрак и беспросветность — экономика страны медленно приближается к состоянию стагнации, в идеологии явный, хотя и тщательно скрываемый кризис коммунистической идеи. Созданное большевиками алогичное, абсурдное, стоящее на фундаменте глобального насилия общество на грани краха. Правда, надо добавить, в историческом времени, ведь человек эгоистично соизмеряет ход событий длиной своей жизни.