Игорь Минутко - В июне тридцать седьмого...

— Правильно, Аня! — послышались голоса.

— И работаем десять часов! А настанет день получки — треть вычитают в качестве штрафов.

Девушка в очках встала со стула и оказалась высокой, крупной, от волнения она нервно потирала руки.

— И поэтому я считаю, — продолжала она, — что тёмное царство, в котором жили женщины в нашей стране при Островском, ничуть не стало светлее. А каково современной девушке из простой семьи, если она хочет учиться, поступить в институт? Сплошные ограничения! И где взять средства, если заработанных денег еле-еле хватает на жизнь?

Григорий Каминский подошёл к Тане Гурвич, спросил на ухо:

— В библиотеке видел, а как зовут, не знаю, кто это?

— Анна Прейс, — тихо ответила Татьяна. — Портниха с фабрики, я тебе говорила.

— Аня, скажите. — Каминский повернулся к только что говорившей девушке, — как по-вашему, есть разница между Катериной из «Грозы» Островского и современной молодой женщиной? Я имею в виду таких, как вы.

— Конечно есть! — ответила Анна. — Катерина не видела выхода из тёмного царства своей жизни. Я понимаю: её самоубийство — вызов обществу, протест. Но я не согласна с таким протестом! По-моему, он пассивный. С несправедливостью жизни надо бороться! Я убеждена: современная передовая женщина, если она осознала ужас того тёмного царства, в котором живёт, должна с ним бороться! Активно бороться! А головой в Волгу или в омут — это не выход...

— И всё-таки героиня «Грозы», — перебил кто-то, — замечательная русская женщина! Она просто была одинока, никто её не понимал.

— Её бы в наш кружок! — сказал молодой человек в железнодорожном кителе, застёгнутом на все пуговицы.

— У нас в гимназии, в старших классах, — включилась в полемику гимназистка с копной густых русых волос, — мало кто способен на поступок, равный тому, который совершила Катерина. Решиться так протестовать против насилия, мерзостей жизни — тоже подвиг!

— Не согласна! Нам такие подвиги не нужны!

— Предлагаю проголосовать: кто считает Катерину женщиной подвига?

Заговорило сразу несколько человек, начался общий спор.

А Григорий Каминский присматривался к Анне Прейс, слушая её доводы в споре, и в конце концов пришло окончательное решение: «Вот кого надо сделать нашим библиотекарем».

Когда расходились, Таня Гурвич тихо спросила у Григория:

— Всё-таки почему тёмные очки?

Каминский усмехнулся:

— Конспирация. — Помедлил и добавил: — Понимаешь... я ещё веду кружок, тоже вроде бы литературный, с молодыми рабочими депо. Вчера расходились — вижу, за мной увязался какой-то тип. Поводил я его в железнодорожном посёлке по переулкам, убедился: точно, по мою душу. Отрубил я этот «хвост», конечно. Однако впредь надо быть предусмотрительным. Лучше будет, если меня мои опекуны от жандармов будут на улице не узнавать. И вот — чёрные очки. Для пробы. А там что-нибудь ещё придумаем.

Его уже слушало несколько человек.

— Мы гордимся тобой, Григорий! — сказала Таня Гурвич.

На улице Каминский догнал Анну Прейс:

— Аня! Можно, я вас провожу немного?

Девушка после некоторой заминки ответила сдержанно, даже, пожалуй, сурово:

— Проводите. Если надо.

— Надо! — засмеялся Григорий.

Некоторое время они шли рядом молча.

С крыш звонко капали тяжёлые капли. Воздух был влажен, густ — дуновение близкой весны ощущалось вокруг...

— Так вот, Аня, какое у меня есть к вам предложение...

Из дневника Анны Прейс

«23 марта 1912 года.

Надо же! Вот уж не думала, что этот хлопец из рабочей семьи. Мы на фабрике все так и считали: в гимназиях учатся буржуйские дети или там отпрыски всяких важных чиновников. Ещё — дети купцов. Оказывается, в гимназии могут учиться и простые, рабочие люди. Если бы мне об этом узнать раньше!

Ладно, время твоё, милая Аннушка, миновало. И написать сегодня я хочу об этом Григории Каминском. И о том, что я теперь библиотекарь подпольной библиотеки.

Дело обстояло так. После первого же занятия литературного кружка Гриша на улице и говорит мне: «Разрешите вас проводить». Вот те раз! Такой серьёзный на вид, всякие замечательные речи. Мне, правда, очень понравилось, как он говорил и, главное, — что. А тут — проводить. Я тогда подумала: или этот гимназист-красавчик хочет за мной поухаживать? Однако согласилась, пусть проводит. Даже интересно стало, чего это он? Идём рядом, молчим. И тут он говорит: «У меня к вам, Аня, предложение. Мы создаём подпольную библиотеку. В ней книги, которые для открытого распространения запрещены правительством. Вы, говорит, конечно, понимаете, какие это книги?» «Понимаю». Тут он засмеялся. «Очень хорошо, говорит, что вы такая понятливая. А что, Аня, если вы станете библиотекарем нашей подпольной библиотеки? Ведь для того мы её и создаём, чтобы книги, которые в ней будут находиться, читало как можно больше людей. Но те, кому будут попадать книги, должны быть надёжными людьми. Вы понимаете?» «Да, понимаю!» — говорю. Я уже начала злиться: чего он со мной как с маленькой? Всё равно Гриша гнёт своё: «Нет, Аня, вижу, что не всё вы понимаете. Дознаются власти, попадут в их руки наши книги, — можно получить три года тюрьмы. Не боитесь?» «А вы не боитесь?» — спрашиваю. Он снова засмеялся: «Я, представьте, не боюсь». Говорю: «И я, представьте, не боюсь». «Значит, согласна?» «Согласна!» — тут и я засмеялась. Хорошо мне стало с этим гимназистом. Я спросила: «А где будет храниться библиотека?» «Я об этом думал, — говорит Гриша. — Пожалуй, лучше всего у меня дома. И договоримся, Аня, так: как только мы соберём минимум нужных книг, мы с вами тут же начнём работать. А пока подбирайте людей, которым вы будете давать книги, прежде всего молодых работниц с вашей фабрики, за которых вы можете поручиться. Договорились?» И он проводил меня до дому.

Прошла неделя. Мы дважды встречались на занятиях нашего кружка. Теперь мы собираемся на квартире Сони Фукс. Не очень-то она мне нравится. Все молчит, надутая какая-то, будто одолжение делает, что пустила нас в свою квартиру. Ладно, Бог с ней. Главное — есть где заниматься и всё до жути интересно. На последнем занятии Гриша сказал: «В нашей библиотеке уже кое-что есть. Приходите ко мне завтра к трём часам дня, не забудьте о мерах предосторожности».

И вот сегодня в три часа дня я оказалась в доме, где живёт Григорий Каминский. Нашла маленький неказистый дом, постучала в дверь. И я попала в сапожную мастерскую: в углу всякая обувь свалена, для ремонта, на столе раскроенные голенища сапог, я ещё подумала: какая точная рука у этого сапожника, край прямо-таки образцовый. Но, главное, подумала: не сюда попала. А сапожник и говорит: «Вы, наверно, к Грише? Он мой племянник, сейчас придёт. Проходите, подождите немного». Вот те раз! Прошла, села на табурет, не знаю, что и сказать. Тут, слава Богу, Гриша объявился, запыхавшийся, на щеках румянец, как у красной девицы, говорит: «Простите, Аня, задержался немного. Здравствуйте и — пошли. Времени у меня в обрез».