Владимир Дружинин - Град Петра

Вот оно что — в Париже плетут подобие ордена из разных нитей. Умно! Данилыч бургундское недолюбливал — кислое больно, а тут показалось приятным.

— Аплике на одежда... Это...

— Понял, — кивнул Данилыч. — Аплике... Нашей и носи каждый день.

Ламбер себе намерен заказать. Устроит и господину губернатору. Приготовит письмо и рисунок ордена — остаётся переправить в Париж с ближайшей оказией.

— Слыхать, царь Постникова посылает, — сказал Данилыч, всё больше располагаясь к французу. И губернатором величает искренне, не двоедушно, как некоторые.

Шлотбург, где думал иметь резиденцию, будет упразднён, но сейчас, на радостях, не жалко.

Военный совет собрался в трапезной комендантского дома. Капитан бомбардиров держал речь по-царски.

— Без флота чего мы стоим? Потентат, имеющий токмо армию, одну руку имеет. А коли он и флот завёл — значит, не калека, две руки имеет. Флоту здесь тесно, устье Охты для нас безделица. Мы в устье Невы встаём.

Скользят со стапелей, намазанных ворванью, линейные корабли. Распарывают воду узорчатой кормой...

— Фигура сия, — и Пётр взял, выбросил вперёд прожект Ламбера, — авантажна.

Вода расступается под тяжестью корабля, волны сходятся и вздымают его на пенистом гребне. А вокруг, по островам, — город. Адмиралтейство, золотые шпили храмов... Купецкое судно у пристани, с товарами заморскими...

— Тот не хозяин, кто замыкает горницу, а ворота оставляет открытыми. Болота зря боимся. Сильная держава и на болоте утвердиться может. К примеру, Голландия...

Разлаписто врезана в островок новая крепость, ещё безымянная. Шесть лап-бастионов — фигура, схожая с черепахой. Островок подмят весь — противник не найдёт плацдарма, годного для высадки. Протока, омывающая на северной стороне, неширока, но недостаток сей исправим — генерал-инженер предлагает соорудить за протокой, на соседнем острове, кронверк, сиречь вспомогательное укрепление.

Выбор царя не новость для генералов. И всё же дерзость прожекта ошеломляет. Брошен вызов капризам стихии, превратностям войны.

— Насыпать начнём немедля. Земляную крепость к зиме надо окончить. Смоет — учредим каменную. Даст бог, не смоет.

В тоне царя была властность, не допускавшая возражений.

Обсудили исполнение прожекта. Конечно, солдаты возьмутся за дело, больше пока некому. Подал голос Шереметев. Если вмешается противник, тогда как? Солдат опять в ружьё?.. По деревням пройтись, мужиков согнать — и безотлагательно. Пётр поддержал.

— Господин губернатор позаботится.

Никто, кроме царя, не представлял тогда, сколь значительно принятое решение. В «Журнале» записано кратко:

«По взятии Канец отправлен воинский совет, тот ли шанец крепить или иное место удобное искать (понеже оный мал, далеко от моря и место не гораздо крепко от натуры), в котором положено искать нового места, и по нескольких днях найдено к тому удобное место остров, который называется Люст-Еланд (то есть Весёлый остров), где в 16 день мая (в неделю пятидесятницы) крепость заложена и именована Санкт-Петерсбург ...»

Царь на закладке не присутствовал. Он поспешил в Лодейное Поле, на верфь. Нужды не было Петру забить первую сваю — для него Санкт-Петербург уже существовал, наполнился жизнью, расцвёл флагами, стоял в невском устье незыблемо.

Потомки назовут Ламбера главным зодчим возникшего града, понеже план крепости — его руки.

— Моя фортеция, мой прожект, — повторял он, довольный собой.

Меншиков посмеивался: пускай тешит себя! Авторство никому тут не принадлежит. На Заячьем воплощается образец, известный давно, напечатанный в книге — той самой, которую царь держал в опочивальне.

Трактат Блонделя, переведённый на немецкий, Данилычу не прочесть, но чертёж запомнил, авантажи шестилапой фигуры понял. Осмелится противник учинить десант отчаянный с флота, при поддержке его пушек, или переправится, взяв кронверк, через протоку, — штурм захлебнётся. Отпор получит с фронта и с флангов, огнём пушечным и ружейным. Куда ни подступись — всюду окажется в клещах, ибо пространство между бастионами на то и рассчитано, простреливается насквозь.

Одно отличает план Санкт-Петербурга от книжного — канал поперёк крепости. Нужен он для впуска судов и для снабжения водой на случай осады. И колокольня с высоким, острим шпилем — на самой середине плаца. То церковь апостолов Петра и Павла, коих царь считает своими покровителями.

Ламбер сомневался: не довольно ли будет покамест небольшой часовни? Крепость иного не требует. Если вспомнить наставления Вобана...

— Шпиль, видимый с моря, — настаивал царь. — Для купцов путеводный знак.

— Сир! — отвечал Ламбер. — Это будет как Москва, как Кремль. Храм не для крепость — для город.

Именно этого Пётр и хотел. Город вокруг крепости проступал лишь вчерне, скоплениями палаток, шалашей, землянок, шанцами, превращёнными в жильё, а храм заказан царём на рост города.

— На Руси, господин маркиз, искали холм для церкви либо гору. Здесь таковых нет — так само здание надо возвысить сколь возможно.

Перед отъездом царь был то радостен, то мрачен. Сознавал яснее, чем кто-либо, — виктория на Неве подвела всю Россию к рубежу решающему.

Упразднённый Шлотбург таял, разваливался — из него извлекали всё, пригодное для Санкт-Петербурга. Скоро от шведской крепости останется груда оседающей, размываемой дождями земли. Под стальной благовест топоров деревянный хребет разобран, идёт на сваи, на срубы для изб — прежде всего генеральских. И на ряжи, которые станут основой оплота на Заячьем.

Май не окончился, а на подмогу солдатам пришли мужики, отлучённые от пашни, от родных домов, от семей. За две недели вытянулся канал, углубляясь по мере того, как поднимался остров, похожий теперь на огромный, лихорадочно кишащий муравейник. Землю возили в телегах по наплавному мосту, пригоняли груженные землёю соймы, её подавали в носилках, в корзинах, рассыпали, уминали босыми ногами. Сломались носилки — таскай в рубахе, таскай как сумеешь, лишь бы не стояла спешная работа!

В кровь обдирал руки канат, втягивавший наверх деревянную болванку копра. Падая, она вгоняла сваю — на вершок, на два. Мало, мало, проклятая! Короткую, слишком короткую давала передышку. Эх, ещё раз! Взяли, потянули...

Во всякое время видели среди работных Меншикова. В поношенном поручицком кафтанце с галунами, закопчёнными у костров, с хлыстиком, без парика похаживал губернатор. Подходил к плотникам, топтавшимся у толстенного бревна.