Владимир Дружинин - Град Петра

Между тем под пером Анкерштерна поражение шведов превратилось почти в победу. Флот геройски преодолевал множество помех — то буря относила от Котлина, то слишком рано на пути возникали отмели. Всё же на остров удалось взойти. О том, что пришлось уйти, реляция не сообщила. Вера в превосходство Швеции должна быть незыблема. Истовый Адлерфельд, докладывая королю, подробности опустил — высказался кратко и лихо.

— Котлин взят, ваше величество. Майдель тоже действует — следовательно, Петербург наш.

— Немного жаль, — поморщился Карл. — Я сам хотел выкурить Петра из берлоги.

Сие бумажное взятие Котлина запечатлелось и в записках верноподданного камергера. «Защитники острова были уничтожены, дворец царя сожжён», — уверяет он, вдохновляясь слухами либо собственной фантазией. Ничего похожего на дворец там тогда не существовало. О полной конфузии, об отступлении — лишь намёк:

«Капитан-инженер Лаваль, который разведал местность предварительно, усиленно возражал против этой атаки и просил не ставить ему в вину, если безнадёжное, по его мнению, дело не удастся».

Взломать защиту Петербурга флот более не пытался.

Конфузия, причинённая Анкерштерну, не слишком опечалила Майделя — стратега сухопутного. Добыть долю славы недурно, но ещё лучше не делиться ею ни с кем. Соблюдая уговор, он подвигался к Петербургу медленно, с частыми передышками, прислушивался к канонаде, высылал дозорных. Узнав о разгроме первого десанта, решил наступать независимо.

Двадцать второго июня вечером десятитысячное войско достигло Большой Невки. Роман Брюс наблюдал, как шведы валят деревья, лихорадочно сколачивают плоты, вяжут фашины. Он мог бы, подтянув силы заблаговременно, дать встречный бой там, на материке, но, поразмыслив, составил другой план. Переправа задерживает движение. Выгоднее допустить противника на Каменный остров.

Десятки плотов оттолкнулись от берега. Сгустки пехотинцев на них, фашины — тёмные пятна в синеве мундиров. Ближе, ближе... Но Брюс сдерживает солдат, выведенных в траншементы, — не горячиться, заряды беречь! Шведы высаживаются, — доносят ему. Рота за ротон, скоро целый полк... Не беда. Боя не принимать, отстреливаться, завлекать вглубь!

Генерал Майдель не в духе. Он плохо спал — эти пустые дома, брошенные финнами, угнетают. Ни человека, ни животного, следы на лесосеках затоптаны армейскими башмаками — не поймёшь, куда ушли проклятые дикари. Никакой преданности от них... Одного, шпионившего для русских, вчера повесили.

Всю ночь донимали комары. Денщик жёг ароматную бумагу — не помогало. Рано утром, искусанный, генерал сошёл с крыльца подышать свежим воздухом. От жилья к рыжим сосенкам в низине спускалась выжженная насквозь прогалина, недавно взрытая мотыгой. Земля, удобренная золой, чёрная, была враждебной, зловещей. Генеральский пёс Мавр напрасно увивался, умоляюще скулил, — играть с ним Майдель не пожелал.

Сейчас и офицер, рапортующий о ходе переправы, раздражает. Что за глупая улыбка у юнца! Сопротивление русских слабое? Ликовать ещё рано. Занять весь остров, весь целиком. Подтягивать артиллерию. Сделать вид, что это — главное направление...

Конечно, если штабные оптимисты правы, — цитадель Петра и Павла сама просится в руки. Гарнизон ничтожен, — считают они. Военные транспорты постоянно пересекают залив. Котлин и фронт на западе выкачали большую часть солдат из Петербурга. Хватит одного быстрого удара...

Генерал не питает иллюзий. Живописные лобовые атаки не его стихия. Анкерштерн, салонный хвастун, обожает их — вот и обламывает себе зубы. Майдель чтит Фабия Кунктатора — этот римлянин воевал осмотрительно, без спешки, широко задуманными манёврами.

Стрельба стихает. Что это значит? Юнца сменяет капитан, грубоватый старый служака.

— Русские улепётывают! — рявкает он. — На редуте пушка валяется, бросили... Бог свидетель!

Ветераны нестерпимо фамильярны. Не отучить... Капитан ещё и назойлив — позволь ему преследовать врага. Отличиться, войти первым на соседний остров.

— Печально, капитан. Печально, когда отвага в разладе с умом.

Афоризм, произнесённый у врат Петербурга, экспромтом. Надо запомнить. А храбрец таращится, — сложно для него.

— Я устал от вас, — роняет Майдель лениво. — Сперва закрепиться! Всему своё время.

Тишина полнейшая. Нарочные, обгоняя друг друга, уверяют: остров очищен от противника. Но пороть горячку нелепо. Лёгкие успехи обманчивы. Тоже собственный афоризм генерала.

Он перешёл на Каменный к концу дня. Снова крестьянская изба, кишащая тараканами. Нет, лучше в шатёр... В этом так называемом городе не будет приличного помещения. Нигде, вплоть до цитадели. Да и там неизвестно какой комфорт.

Без сомнения, голыми руками не забрать драгоценнейшую царскую крепость. Предстоит осада. Там и засядут русские. Оттого-то и сданы после короткой перестрелки редуты Каменного, сооружённые в прошлом году. Теперь форсировать Малую Невку... Что там у русских, на том острове?

«Аптекарский» — помечено на штабной карте. Раздобыли её секретным путём, Петербург как на ладони. Слышно, царь затевает на острове сад лекарственных растений. Сумасшедший фантазёр! Укреплений рекогносцировка не обнаружила. Но русские копошились там прошлой ночью.

— Вряд ли они успели много сделать. Осторожность, впрочем, не мешает.

В шатре собраны командиры полков. Адъютант записывает речь Майделя, негромкую, с паузами. Он доволен собой: правильно поступил, охладив и того простака-капитана. Тогда переправа ещё тянулась. Теперь накопление войск на Каменном закончено.

— Полкам развернуться по всему берегу. Трогаться с места всем одновременно. И прошу помнить: резерва у нас кет.

Сказано для острастки. Часть войска на материке, в лагере. Подмога от него — лишь в самом крайнем случае. Назначение имеет обойти Петербург за пределами дель. ты, запереть дороги, лишить город продовольствия, связей с армией Шереметева. В пылу битвы русские не заметят, не разгадают обходного манёвра.

На Аптекарском — ни одного признака жизни. Тишина, от которой начинается нервная дрожь... Светлое небо затмили грузные облака, и не разобрать, где окопались чёртовы русские.

Плоты, лодки готовы, сдвинуты к речке. Поют фанфары, поднимая стрелков. Вёсла, шесты взбивают воду. Противоположный берег мирно поплыл навстречу и вдруг словно вспыхнул и оглушающе раскололся.

О грянувшей в тот миг баталии Адлерфельд упомянет стыдливо, глухо. Лаконично, но выразительно опишет её царю обер-комендант Брюс:

«Сего июня против 24 числа в ночи с неприятелем... с великою пушечною и мелкого ружья стрельбою и, милостью божьей, через многую нашу стрельбу, на утренней заре неприятеля с Каменного острова сбили, и с великим поспешанием ушёл он на Выборгскую сторону. По осмотру моему, на таборах на том острову приготовлено было несколько тысяч фашин, также туров много число, в 4 местах сделаны были батареи. По признакам, он ушёл не без урону, а доблесть себе получил: только сжёг две малые пустые деревнишки».