Владимир Дружинин - Град Петра

— И я Андреас, — сказал он архитекту и, смеясь, обнял за плечи, как будто утвердил в родстве.

Царь и царица на корабле, и Шлютер не снижает своего оглушающего баса. У Доменико на языке вопрос. Кружка пива в остерии помогла решиться.

— Вы преобразили Берлин, господин академикус, — начал он деликатно. — Ваши конные статуи...

Тут уместно выразить недоумение: как мог Фридрих [79] Фридрих I — Фридрих-Вильгельм I (1688—1740) — прусский король, союзник Петра I в Северной войне 1700—1721 гг. отпустить волшебника? Шлютер не дал договорить, лицо его побагровело.

— Эти истуканы? Будь они прокляты! Я бы скинул их, скинул собственными руками...

«Обижен старик, — подумал Доменико. — Лучше не касаться болячки...»

— Скинул бы, переплавил к чёрту, — продолжал тот. — Разбойничий род... Фридрих — узурпатор. Завещание папаши порвал, братьям — шиш! Заграбастал Бранденбург целиком да подольстился к императору. И вот Фридрих — король, а Бранденбург — королевство Пруссия. Ловко, а? Я терпел, пока была жива Софья-Шарлотта. Мудрейшая женщина, Платон в юбке... Я сделал ей надгробие. За это изделие я не краснею — да сохранится оно на сто, на тысячу лет! Истинная муза ваша, основательница Академии... Супругу наплевать — ему бы только мундиры менять да принимать парады. Фанфарон надутый...

Старой уродиной торчал замок в Берлине — это королева поручила расширить, украсить. Унтер-ден-Линден — тоже её идея. Была просто липовая аллейка. Теперь главная улица. Королева понимала Шлютера. А Фридрих...

— Водит гостей в янтарный кабинет и хвастает. Феерия, редкость... А кто аранжировал камни? Я, милый Мой синьор! Волшебник — я! Меня не назовёт. Всё равно Берлин не забудет Шлютера.

Лишённый королевских заказов, он искал пропитания. Зависел от вельмож — одному сочинил виллу, другому цветники, лужайки, гроты. Наконец обратился к Брюсу — эмиссару царя. Приехал вот, Фридриха и не спрашивал. Зачем? С королём в расчёте. Теперь он, Андреас Шлютер, — свободный ремесленник, свободный как птица. Дом на Брудерштрассе продан. Царь подарил вторую молодость. Если бы сердце...

Доменико слушал жадно. Судьба знаменитого мастера тронула его, откровенность радовала. Однако в чём причина ссоры? Про башню он ничего не сказал. Уволен из-за одной ошибки?

— Пустяки! Напутал мой помощник. Беда такова, дорогой синьор: у меня нет солдатского духа. Непростительно — с точки зрения Фридриха. Мой Арсенал — вы видели его? Да, на Унтер-ден-Линден. Арсенал был до меня. Там лепка... Говорят, я превзошёл себя. Король другого мнения. Моих бедных воинов он снял с фасада, загнал во двор. Почему? Они ведь гибнут, умирают. А королю нужно, чтобы они кричали «виват», сытые убийством, довольные грабежом. Тогда для фасада я вылепил медуз и гарпий. Вам угодны хищники, ваше величество? Вот они! Согласился, но с кислой миной. А мне надоели его парады, и я не скрывал этого. Что ж, всё к лучшему. Прозит!

Он торжественно поднял кружку.

С того дня Доменико стал часто заходить в Летний сад. Встречи с другом отгоняли меланхолию. Шлютер готовил рисунки для медальонов фасада. В покоях царицы, на камине, возник дельфин, воплощение Нептуна, рыжая терракота выбелена. Рассекая волны, он несёт на себе мальчика. Сюжет не новый в Европе, добрый по мысли. Вообще замысел царя — изобразить древние мифы с целью просветительной — воодушевил мастера.

Тревожило здоровье друга. Доменико чуть не силой умыкал его, мучимого одышкой, под сень деревьев — передохнуть. Однажды, взяв клятву молчать, старик поведал тайму.

— Рог изобилия, — услышал Доменико. — Рог изобилия я положу к стопам русского монарха.

Диковатый огонёк вспыхнул в серых глазах. И так как Андреас томил намёками, придерживал суть, архитект спросил прямо: не золото ли сулит рог?

— Золото! — воскликнул мастер презрительно. — Я не алхимик. Наука, милый мой, только наука...

Вечный двигатель — вот что получит царь. Монарх, единственно достойный, он не употребит открытия во зло, обогатит весь свой народ.

— В России — рабство, господин мой, — вздохнул архитект. — Мужикам перепадут, дай бог, крохи от богатства.

— А если его много, очень много? — Шлютер обдавал горячим дыханием. — Хватит всем, ешь в три горла! Рабство от нужды, дорогой мой.

Спорить бесполезно. Старик призывает авторитеты. Леонардо да Винчи, Папин, Бернулли [80] Леонардо да Винчи (1452—1519) — итальянский художник и учёный эпохи Возрождения. Бернулли — семья швейцарских учёных, давшая 11 видных математиков; наиболее известны: Якоб (1654—1705) — профессор Базельского университета, Иоганн (1667—1748) — брат Якоба, Даниил (1700—1782) — сын Иоганна, член Петербургской академии паук. ... В Касселе двигатель Орфиреуса действовал десять месяцев. Мелкая ошибка в конструкции...

— Мой маятник... Уже недолго, ещё одна подгонка...

Допустим... Леонардо верил в эту штуку, но даже он не достиг. Но допустим... И вдруг снова защемила тоска. Доменико вернулся в дом, где ждала Гертруда, ждал сын, но нет счастья. Грустят и вещи, их касалась та, которая исчезла. Щёлкают стенные часы — приданое жены, — помахивают тусклым медным клинком.

Маятник...

«Чего стоят потуги одержимых изобретателей? Власть над временем недоступна. Лишь она возвратила бы нас в рай, чего творец не хочет. Нам не дано остановить блаженство, краткий миг растянуть на годы. Увы!»

Строки из тетради, лежащей под замком. В Астано старших уже нет, отец недавно умер, а молодым пишет Доменико благополучный, неунывающий.

Царевич справил новоселье. Напился с друзьями, к Шарлотте ввалился пьяный. Ударил беременную.

Утром просил прощения. Принцесса вышла пить кофе заплаканная и в неглиже. Придворных не постеснялась. Юлиана негодовала. Чашку она держала неловко — кофе стекал по скрюченным, подагрическим пальцам.

— Возмутительно! Оскорбление вашей фамилии, ласточка! Ступайте к царю!

— Куда? Он в Финляндии.

Царь с нею ласков, при нём Шарлотта испытывает женский трепет. Мужа она боится. Томят предчувствия. Она жертва злого рока. Что может сделать царь?

Юлиана клокочет.

— Вы унизили себя. С русскими так нельзя. От царя вы могли бы добиться всего... Вы лопочете как девчонка — надо требовать. У разных парвеню дворцы, а вас перевезли из одной лачуги в другую.

Мазанка на левом берегу, обыкновенная, смотрит На Неву. Половина Алексея справа от сеней, Шарлотты — слева. У неё комнаты поменьше, зато выгорожен зал. Там клавесин, к которому она притрагивается всё реже. У Алексея в каморе крайней — Ефросинья. Присутствия метрессы как бы не замечают, даже Юлиана не заводит речи. Вяземский отселился. И новое жилище не вмещает всей свиты.

При доме — поварня, баня, грядки с капустой, луком, брюквой, дюжина чахлых липок, плохо прижившихся. Со двора видны крыши соседей — царевны Марьи, царевны Натальи, а дальше — дымы Литейного двора. Отступя от набережной, в уцелевшем лесочке — мазанка Гюйсена, ныне царского советника.