С Обрант - Школа корабелов

— Добро! Отныне, господин мичман, будешь повседневно заниматься строем, гонять учеников и учителей до тех пор, покуда они воинский вид не примут.

— Поскольку часов в день, ваше сиятельство? — обрадовался Апацкий, мечтая освободиться от преподавания арифметики и алгебры.

— Не менее чем по три, а с учителями еще особо по часу. А теперь веди строй на прогулку.

— Есть, ваше сиятельство!

Стоявший в сторонке Гурьев наблюдал за новым директором и хмурился все больше и больше. Спросив разрешения у Гагарина, он ушел в канцелярию. Вскоре туда же явился и князь, а за ним, понуря голову, следовал худенький, бледный ученик — Вася Серый. Шествие замыкали дежурный офицер и матрос Мефодий.

— Вот поймал бегуна, — торжествующе произнес князь, указывая на Серого. — На смотр не пошел, от прогулки увильнул. Хороша тут у вас дисциплина!.. Отвечай, подлец, почему в строй не вышел?

Мальчик круглыми от страха глазами смотрел на директора. Вдруг он подбежал к профессору и прижался к нему всем телом.

— Ваше сиятельство, — взволнованно сказал Гурьев, — этот ученик только сейчас из лазарета. Он весьма слаб здоровьем, мы его бережем…

— «Бережем, бережем»!.. — передразнил князь, шмыгнув крючковатым носом. На маленьком, гладко выбритом лице с пушистыми белыми бачками появилась гримаса. — Других забот у вас нет, что ли? Дать ему полсотни розог. Выполняйте!

Дежурный офицер с трудом оторвал Васю от профессора и поволок в коридор.

Гурьев был до того ошеломлен, что опомнился только тогда, когда мальчика увели.

— Остановитесь, ради бога, ваше сиятельство! — воскликнул он. — Ведь экзекуция отменена вашим предшественником. Лучшие люди сие одобряют и кадетским корпусам в пример ставят. Зачем же училище назад тянуть?

— Полно тебе чепуху нести, профессор! Не нам с тобой кадетские корпуса поучать. Коли там детей от благородных родителей батогами да палками бьют, нам и подавно не пристало церемониться. Видно, тебе много воли генерал-интендант задал. От училища за версту вольтерьянским духом пахнет. Я этот дух быстро вышибу.

— Чем, ваше сиятельство? — с горечью спросил Гурьев.

— Чем? Муштрой да молитвой.

— А учить воспитанников когда мы будем? Им по уставу положено высшее образование получить.

— Не богохульствуй, профессор. Высшее образование есть земное совершенство, то есть святость. А этого знание алгебры и геометрии дать не может.

— Для чего тогда училище содержать?

— Для того, чтобы воспитывать верных подданных государю и верных сынов церкви. А соблюдают ли ученики твои посты?

Благообразное личико директора показалось Семену Емельяновичу противным, и в то же время ему стало смешно. Гурьев не сдержал улыбки. Князь обиженно нахохлился и высокомерно сказал:

— Не соблаговолите ли, господин коллежский советник, отвечать, как положено младшему по чину и по должности? Гурьев молча отошёл к окну.

— Что ж, не хочешь отвечать, твое дело, — злобно произнес Гагарин. — Скоро, однако, заговоришь по-иному. Поди позови священника.

— Священника, господин директор, в училище нет.

— Как? — возмутился князь. — Нет наставника по закону божьему? Нехристей вы тут учите? Да это неслыханно!

— По штату не положено, ваше сиятельство, — спокойно ответил Семен Емельянович.

— А кто штат составлял?

— Штат утвержден его величеством. Соблаговолите обратиться по сему поводу к нему.

— Опять, профессор, грубишь. Гляди, как бы тебе смешки слезами не обернулись. Вот тебе мой приказ: во-первых, немедленно нанять наставника по закону божьему и ввести сей предмет как наиглавнейший. Во-вторых, все посты, кои в святцах обозначены, соблюдать строго. Расписание кушаньев составь заново, чтобы скоромным за версту не пахло. Дважды в день водить учеников в церковь, а в постные дни, по средам и пятницам, еще и к поздней обедне.

Семен Емельянович ничего не ответил и вышел из канцелярии. В коридоре он столкнулся с дядькой Мефодием, тащившим Васю Серого. Мальчик был без чувств и, казалось, даже не дышал. Гурьев бережно взял его на руки, донес до лазарета и передал доктору.

Покинув училище, Гурьев никак не мог успокоиться. Он и раньше слышал о князе, как о человеке тупом и чванливом, с крайними религиозными убеждениями, но такого мракобесия встретить не ожидал. Людей, подобных Гагарину — ярых врагов прогресса и просвещения, — было немало в Петербурге, и Гурьев всегда относился к ним с отвращением.

Занятый спешными делами в Академии наук, Семен Емельянович три дня не являлся в училище. Когда он приехал и поднялся во второй этаж, то обнаружил, что все классы пусты. Гурьев поспешил в спальни и здесь, наконец, увидел дежурного офицера.

— Где ученики? — спросил он с беспокойством. — Почему занятия не проводятся?

— Уроки в классах отменены на две недели, господин профессор. Таков приказ его сиятельства. Ученики и учителя на пустыре у церкви святого Николы занимаются с лейтенантом Апацким шагистикой.

— С лейтенантом Апацким? Почему с лейтенантом?

— Со вчерашнего дня, господин профессор, мичман Апацкий повышен в чине.

— Какие происшествия были в эти два дня, что я отсутствовал?

— Особого ничего не случилось, господин профессор. — Дежурный офицер многозначительно вздохнул. — Семь учеников верхнего класса, назначенных к экзаменам, посажены в карцер. Пятеро из нижнего отправлены в лазарет после экзекуции.

— За что?

Офицер пожал плечами.

— Первые — как будто за непочтение к его сиятельству, а другие — неизвестно за что.

— Выпустите учеников верхнего класса, пусть идут готовиться к экзаменам.

— Но, господин профессор, я не смею нарушать приказа директора. Вы сами понимаете, чем это мне грозит.

— Выполняйте мое приказание. Ответственность я беру на себя.

— Слушаюсь, господин профессор. Я выполню ваш приказ с большим удовольствием.

Семен Емельянович не помнил, как добрался до приемной министра, как одолел все препятствия, пока не очутился у него в кабинете. Только увидев недовольное лицо Чичагова, он взял себя в руки. На его счастье, министр заканчивал разговор с адмиралом Мордвиновым, и у Гурьева было достаточно времени, чтобы привести свои мысли в порядок.

Мордвинов собрался уходить, но профессор попросил его задержаться на несколько минут, так как был уверен, что адмирал его поддержит. Спокойно, живо, с юмором он рассказал о приказах князя Гагарина, о строевых занятиях, о постах и молитвах.

— Признаюсь, господа, — закончил он, — трудно догадаться, чего у него больше: глупости либо иезуитства. Этот ханжа в два месяца сведет к нулю то доброе, над чем мы с Иваном Петровичем Балле трудились несколько лет.