С Обрант - Школа корабелов

21 августа был получен приказ о производстве Гурьева в статские советники, о выпуске семи учеников и посылке первых трех из них за границу, для изучения кораблестроительного дела в Англии и других странах.

Ваня Осьминин и Яша Колодкин, узнав о командировке за границу, были бесконечно счастливы. Исполнилась их давнишняя мечта — поплавать по морям и океанам, повидать разные страны и народы. Попов же, наоборот, расстроился и отправился немедленно разыскивать Семена Емельяновича.

Горячо поздравив профессора с новым чином, Саша обратился к нему с просьбой.

— Дозвольте мне, господин профессор, отказаться от командировки в Англию, — сказал он. — О другом у меня мечта, работать с вами здесь, в училище, учиться у вас, дорогой Семен Емельянович.

Гурьева глубоко тронули слова любимого ученика. Он обнял Попова и расцеловал его.

— Хорошо ли ты подумал, Саша, отказавшись от столь заманчивой командировки?

— Да, господин профессор.

— Ну, спасибо, порадовал старика. За морем теплее, а у нас светлее… Мы с тобой, Саша, докажем, что не нам, а к нам надобно приезжать учиться. А пока поставлю тебя заведовать корабельной чертежной и преподавателем математики в среднем классе.

Второй и, пожалуй, не менее важной причиной, заставившей Сашу отказаться от длительной заграничной командировки, была Наташа Редкозубова. Саша не видел ее с того дня, когда она в разговоре дала понять, что выходит замуж за Апацкого. Он мужественно перенес удар и еще больше ушел в работу, готовясь к экзаменам. Обилие наук, которые нужно было изучить, глубина и сложность их не давали простора попранному чувству и приглушили его. Но после экзаменов, когда у молодого инженера неожиданно оказалось много свободного времени, его чувство к Наташе тотчас же вспыхнуло с удвоенной силой.

Мысли о ней преследовали юношу неотступно. Он приглядывался к лейтенанту Апацкому, тщетно пытаясь прочесть на его слащавом лице хотя бы мимолетную весточку о девушке.

«Она не вышла замуж за лейтенанта, о свадьбе было бы известно в училище, — размышлял он. — Так что же удержало ее от этого? Сомнение в его честности? Нет. Апацкий слишком хитер, чтобы дать ей повод подозревать его в чем-либо. Он всюду выпячивает свое дворянское благородство. Может быть, отсутствие симпатии к жениху? Зачем же ей было лгать тогда?»

Неразрешенные вопросы сменяли друг друга, и самым мучительным из них был: «За что она ненавидит профессора и меня? Чем мы провинились перед ее отцом?»

Попова неудержимо тянуло на Вознесенский проспект. Он часами ходил по узкой улице, с замирающим сердцем замедлял шаги у дома, где жили Редкозубовы, и шел дальше. Заглянуть в окно, а тем более войти в квартиру у него не хватало решимости.

В одну из таких прогулок он столкнулся с Наташей. Она показалась внезапно, из-за угла Офицерской, и быстро прошла мимо, не заметив его. Саше хотелось крикнуть, остановить девушку, взять ее за руку, как тогда, когда они впервые познакомились на Харламовом мосту. Но он был не в силах сдвинуться с места и лишь смотрел ей вслед, пока она не скрылась в подъезде своего дома.

— Что же это я? — беззвучно пробормотал Саша. — Позор! Перед царем не оробел, а тут трушу, как заяц.

Вечерело. Золотой кораблик на адмиралтейском шпиле в конце проспекта словно плыл в легких розовых облаках. От нагретых плит тротуара, от стен домов и даже от одинокого, покосившегося старого дуба, с редкой листвой, покрытой пылью, несло застоявшейся духотой. У дома Наташи дворник лениво подметал мостовую. Попов подошел к нему.

— Скажи, любезный, барышня, что сейчас прошла, все в той же квартире живет?

— Изволите об Наталии Андреевне спрашивать, судырь? — услужливо откликнулся дворник, глядя на блестящего офицера в новеньком мундире. — А где ж ей еще жить? Во второй, значит…

Попов дал дворнику медный пятак.

— Благодарствую! — молвил тот и, прищурив глаз, с усмешкой спросил: — Аль ндравится гораздо барышня? Да ты не красней, судырь, ваше дело молодое. Барышня стоющая, на всем прошпекте такой красавицы не сыщешь. Хорошая, обходительная; для нее что барин, что простой человек — все едино. Жинка моя, как чумная, к ней липнет…

— А верно, что Наталья Андреевна замуж выходит? — перебил словоохотливого дворника Попов.

— Про свадьбу что-то не слыхать. Ходит тут к ней один офицер флотский, гордый барин; отец ее в большой дружбе с ним, сказывают. А она отца жалеет.

— А что отец?

— Хворый он, судырь, от вина хворый. Нечистая сила, не к ночи будь помянута, вовсе его одолела. — Дворник снял картуз и размашисто перекрестился. — Чертики ему мерещатся. Давеча дохтур приезжал, важный такой из себя, немец. Наталья Андреевна его до самой кареты провожала и все плачет…

Попов негромко постучался в квартиру Редкозубовых. Никто не отвечал. Он толкнул дверь и вошел. В передней было темно, только на полу стелилась узкая светлая полоска, проникавшая из соседней комнаты. Саша осторожно прошел туда. Он помнил эту гостиную с большой изразцовой печкой, с овальным зеркалом в простенке, с расшатанным стулом у круглого стола, покрытого ковровой скатертью.

Из дверей направо донесся слабый стон. Саша затаил дыхание и прислушался. От немой тишины, от длинных, колеблющихся теней, отбрасываемых языком оплывшей свечи, ему стало не по себе. С минуту он постоял в нерешительности, а затем кашлянул. В дверях показалась Наташа.

— Кто здесь? — тихо спросила она и, увидев Сашу, замерла на пороге.

— Не пугайтесь, Наталья Андреевна. Я не мог не прийти. Мне так много нужно вам сказать.

— Почему же вы не явились, когда мы вас звали?

— Вы меня звали? — В голосе Попова девушка уловила неподдельное удивление, смешанное с радостью. — Когда это было?

— На прошлой неделе. Папа очень хотел вас видеть. Он специально послал лейтенанта Апацкого за вами.

— Но лейтенант мне ничего не сказал. Уверяю вас, Наталья Андреевна, ничто не помешало бы мне прийти.

— Он ничего вам не говорил?

— Клянусь, ни слова!

— И вы ему не ответили грубостью? Не просили папу и меня раз и навсегда оставить вас в покое?

— Да как вы могли обо мне такое подумать?

— Значит, лейтенант нам солгал?

— Конечно! Разлука с вами доставила мне большое огорчение. Я ведь вас предупредил, что Апацкий…

— Подождите, Саша, кое-что начинает проясняться. А вам, случайно, не известно, передал ли он мое письмо профессору?

— Точно не могу сказать. Но если бы Семен Емельянович получил от вас письмо, я бы об этом знал. Профессор совсем недавно говорил со мной об Андрее Андреиче, беспокоился о нем и очень сожалел, что не может выбрать время навестить вас. Вы не представляете себе, как много он работает.