С Обрант - Школа корабелов

Апацкий прошел в дежурную комнату.

— Что это было? — размышлял он вслух. — А может, вовсе ничего не было? Что, если у меня начались галлюцинации? Этак и с ума сойти недолго. К черту. Надо взять себя в руки, — бормотал он, силясь унять охватившую его дрожь.

Десять минут спустя к дежурному офицеру один за другим потянулись воспитанники верхнего класса.

— Господин профессор, покажите, пожалуйста, как вывести формулу?

— Господин профессор, второй день бьюсь над решением задачи по динамике. Никак не могу понять, — где здесь ошибка?

— На вас последняя надежда, господин профессор, — вздыхая говорил третий ученик, — исписал десять листов бумаги, и все напрасно. Не откажите в любезности, покажите, как взять этот интеграл.

Сначала Апацкий попросту отмахивался от ребят, потом затрясся от злобы. Схватив за шиворот одного из учеников, он вытащил его в коридор.

— В карцер тебя, злодей, в карцер! — ревел он. — Шкуру с живого спущу и собакам выброшу!

Громко стуча каблуками, из классов высыпали ученики. Окружив лейтенанта, они взялись за руки и завертелись в диком хороводе, скандируя:

— Неуч! Профессор экзекуций!

— Безграмотный чурбан!

— Митрофанушка!

Глаза лейтенанта полезли на лоб, в голове все смешалось. Инстинкт подсказывал ему: «Беги, скройся где-нибудь, запрись». Но он уже не владел собой и в бешенстве бросился на толпу. Его свалили, на голову и на ноги навалились десятки тел. Лейтенант рванулся, почувствовал острую боль в груди, потерял сознание.

Очнулся Апацкий в лазарете. Он с трудом поднял веки. В его глазах светилось безумие. Через три дня лейтенанта свезли в сумасшедший дом.

Тильзитский мир вызвал огромное недовольство большинства русских помещиков. Недовольны были им и многие офицеры флота. Наполеону постоянно докладывали об этих настроениях в русской средиземноморской эскадре, где неприязнь к французам высказывалась открыто.

Независимая военная и политическая деятельность Сенявина на восточном берегу Адриатики и сдержанность его при сдаче французам острова Корфу обозлили Бонапарта.

«Меня не удивляет, — писал он Александру, — невежливость Сенявина, — это вообще в характере моряков, но дух на его эскадре очень нехорош».

Жалоба Наполеона на русских моряков возбудила сильное негодование Александра I.

— Ты, ты во всем виноват, — укорял он военно-морского министра. — Действия нашего главнокомандующего на Средиземном море возмутительны и перечат моей политике. Твои подчиненные едва не поссорили меня с Бонапартом.

Как и все русские патриоты, Чичагов восхищался светлым умом адмирала Сенявина, одобрял его твердость и независимость в сношениях с французами, его смелый отказ подчиниться Наполеону, несмотря на прямее указание своего государя. Павел Васильевич отлично понимал патриотическую прозорливость Сенявина, ибо сам предвидел неминуемую смертельную битву с Наполеоном.

Но говорить об этом с государем министр избегал. Александр был уже не тем, кем казался при восшествии на престол, после убийства своего отца. Теперь он стал недоверчивым, нелюдимым, окончательно сбросил с себя маску поборника просвещения и блага России, все более и более пренебрегая ее внутренними делами. Кружок молодых друзей царя, к которому принадлежал Чичагов, давно рассыпался, и на переднем плане у престола маячила мрачная фигура хитрого и злобного временщика Аракчеева.

У Чичагова было много завистников и врагов при дворе. Любое действие министра связывалось с желанием угодить Лондону. Его чуть ли не в лицо называли англоманом, да он и сам не скрывал тяготения ко всему заморскому и был даже женат на дочери английского моряка Проба. Своенравный, гордый, непомерно честолюбивый, он болезненно переносил холодность и подозрительность к нему императора, грубые выпады со стороны Аракчеева и бесконечные уколы вельможных клеветников.

Не выдержав этой муки, Чичагов в июле 1809 года вышел в отставку и поехал путешествовать по Европе. На его место император назначил французского эмигранта, маркиза де Траверсе.

Старинный род де Траверсе корнями уходил в средние века. Последний, обнищавший отпрыск этого рода, маркиз Жан-Франсуа де Траверсе служил в королевской гвардии, затем переметнулся на флот и в чине капитана командовал фрегатом. Революция прервала карьеру маркиза, лишила его владений в Провансе и привила ему лютую ненависть ко всему революционному. Он сжигал деревни в Провансе, вешал матросов в Тулоне, расстреливал ремесленников в Лионе и, пойманный якобинцами, едва избежал гильотины, скрывшись за пределы досягаемости Конвента.

Хлынувшие в Россию французские аристократы нашли у Екатерины II такую ласку и заботу, о которой они и не мечтали у себя на родине в царствование короля Людовика XVI. Маркиз де Траверсе получил чин капитан-генерала и назначен был в гребной флот.

При Павле I Жан-Франсуа, теперь уже Иван Иванович, возвысился до вице-адмирала, а при Александре сделался полным адмиралом.

Может быть, Иван Иванович обладал недюжинным административным талантом или богатым опытом флотоводца? Отнюдь нет. Будучи командиром Черноморского флота, Траверсе не проявил ни таланта, ни опыта. Война с Турцией показала крайне неудовлетворительное состояние флота и портов. По донесению контрольной комиссии, в Херсоне корабельный лес был разбросан в беспорядке на пространстве десяти верст, погибал и портился, оставленный без присмотра. Отправленные из Севастополя на Корфу сорок тысяч пудов сухарей для эскадры Сенявина были возвращены обратно как совершенно негодные, и адмирал Сенявин вынужден был закупить сухари за границей по дорогой цене.

Все это и многое другое не помешало назначению Траверсе морским министром. Ведь он обладал качествами, которые ценились превыше всего в аристократическом мире: приятной внешностью, безукоризненным французским обращением, вкрадчивым умом и изящными манерами. Насколько Чичагов по характеру своему был способен создавать себе врагов, настолько Траверсе умел приобрести расположение нужных людей, в числе которых главное место занимал всесильный Аракчеев…

По приезде из Севастополя в столицу маркиз представился императору.

— Рад видеть тебя, Иван Иванович, опять при нашем дворе, — сказал он. — Спасибо графу Аракчееву, надоумил поставить тебя на место Чичагова. Истинно верноподданные люди нужны нам теперь, как никогда ранее. Делай все, что найдешь необходимым, а флот из мнимого состояния в подлиннее приведи.

Слова императора заставили маркиза де Траверсе призадуматься над своими первыми шагами на министерском посту, «Надо произвести эффект и поразить государя своей служебной энергией, — думал он, — найти что-то такое, что наделало бы шуму и сразу выгодно отличило меня от моего предшественника». Но что? Маркиз перебрал в уме множество способов, но ни один из них ему не нравился. И вдруг его осенила мысль: судостроение — вот на чем можно отличиться. Чичагов строил каждый новый корабль три года, а он построит его за полгода.