Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

– На чем же тогда основывается их предположение?

– Наверное, над ними, как и над вами довлеет стереотип поведения прежних «новых русских», которые, впрочем, как и нынешние, предпочитали связывать жизнь исключительно с молодыми красивыми женщинами, становясь их мужьями или любовниками.

– Да, я заметила, что многие ваши мужчины выгуливают на Променаде своих высоких модельного вида спутниц. Так, по вашему мнению, кем же приходится фон Дервизу эта женщина?

«Эта златовласка мозг выносит капитально», – не без приятного удивления подумал я.

– Вероятно, она жена Сергея, его сына. Естественно, я тоже бывал в этом музее, а он располагается, кстати, в бывшем дворце русской княгини Кочубей, и обратил внимание, что во время написания портрета художник, чьи годы жизни указаны под картиной, должен был быть совсем юным, если предположить, что эта дама в красном действительно являлась женой Павла фон Дервиза. А вот портрет его реальной жены тоже висит в том музее ровно напротив! Просто на него мало кто обращает внимание, поскольку на нем изображена немолодая женщина с простым русским лицом и в неброском платье. Звали жену Дервиза Вера Николаевна, девичья фамилия – Титц. В нашей литературе её называют женщиной доброй и светской, настоящей душой замка Вальроз.

– Так все-таки, какая черта преобладала в характере барона: чудаковатость или загадочность? – спросила студентка, чуть прищурившись, вглядываясь в крышу замка.

Эта чудная девчонка сидела на лавочке, поджав под себя ноги и, уперев локти в колени, подпирала кулачками подбородок.

– Лично мне более точными кажутся определения, которые дал барону граф Витте, хорошо знавший всех братьев. Витте полагал, что от богатства и роскоши Дервиз «совершенно сбрендил», о чем свидетельствовали его поступки во время жизни в Ницце. Впрочем, судите сами, в день серебряной свадьбы супругов, на которую были приглашены все родственники барона, он выступил с продолжительной речью, в которой поблагодарил свою давно уже не любимую жену за верность и доброту, и объявил о своем особом подарке – в зал вошли слуги и внесли на подносе один миллион рублей золотом. Когда Вера Николаевна приняла подношение, Дервиз снова выступил с речью, обратившись к жене с просьбой оставить его, так как он больше не желал быть с ней вместе. Барон в то время имел много увлечений в кругах знатных дам, на которые не жалел денег, они же буквально разоряли его. Женщинам, которые ему нравились, Павел Григорьевич готов был отдать все, и порой занимался благотворительными проектами лишь в угоду какой-нибудь знатной русской кокотке. Один из родных братьев Дервиза, Николай, был очень беден. Он был тенором в Мариинском театре, и выступал под псевдонимом «Энде». Павел Григорьевич пригласил брата на летний сезон для выступлений в театре «Вальроз». За несколько месяцев, что Николай выступал в театре, Павел Григорьевич ни разу не пригласил его к себе во дворец! Единственно, после завершения сезона он выдал брату перед расставанием кошелек золотых монет сверх оговоренной суммы контракта. Как всё это в духе «новых русских»! – вздохнул я с сожалением.

– Интересно, как вы, русские, сумели разбогатеть так быстро? Насколько мне известно, в Европе это мало кому удается.

– Да, в России это уже стало нормой. Уверен, что как только вы, европейцы, разгадаете алгоритм того, почему Дервиз так быстро разбогател в 70-е годы XIX-го века, то вам сразу станет ясно, что происходит с Россией сейчас, уже в XXI-м. Дело в том, что в экономической политике царизма в России фаворитизм и коррупция при отсутствии независимого суда имели давние и крепкие корни. В частности, капиталы железнодорожных обществ были гарантированы казной, поэтому получалось, что частные по форме предприятия действовали целиком за счет казны. В таких условиях правительственная гарантия обеспечивала прибыли и гарантировала от убытков. Оставалось только заручиться чьим-либо покровительством и получить, скажем, концессию на строительство, а дальше и ты, и твой покровитель становились богатыми, собственно, и воровать-то по-крупному не было нужды, надо было только быть честным по отношению к своему покровителю. Поначалу Дервиз был всего лишь сенатским чиновником. Позднее его школьный товарищ Рейтерн, став министром финансов, предоставил Дервизу концессию на постройку железных дорог.

За то короткое время, что мы увлеченно беседовали, поведение моей собеседницы коренным образом изменилось. Она стала раскрепощеннее и смелее.

– Скрывать не стану, я и все мои знакомые относимся к русским с опаской, – тихо сказала студентка и, как бы оправдываясь, добавила, – может быть, не было случая познакомиться с кем-то из них поближе, поэтому мы вас не знаем, поэтому, естественно, вы для нас чужие. Правда, когда училась в школе, я была поклонницей Марии Башкирцевой, запоем читала её дневник, посещала музеи, где выставлены её картины и скульптуры. Удивительно, но я сразу почувствовала, что она очень близка мне по духу. Я ею даже восхищалась.

– Вам так близки идеи феминизма? – не удержавшись, удивленно воскликнул я.

Девушка впервые посмотрела на меня очень приветливо, долго не отводя глаз.

– Скорее, были, или просто так казалось. Муся Башкирцева для меня и теперь остается великой женщиной. Какой сильный человек – с детства мечтала о карьере певицы, но к 15 годам пропал голос, стала успешно заниматься музицированием, и новое испытание – к 17 годам частично оглохла… Но она не сдалась, стала художницей, скульптором, писательницей. Какая целеустремленная волевая натура!

– На самом деле, старые «новые русские» были в большинстве своем очень на неё похожи, – я сделал паузу и, пребывая в некоторой нерешительности, спросил: – А вы уверены, что хорошо знаете биографию Башкирцевой?

– Да, уверена, хотя, – немного помявшись, она продолжила, – боюсь, что вы сейчас постараетесь убедить меня в обратном.

– Не волнуйтесь, я всего лишь историк, – сказал я и вежливо улыбнулся, – и пытаюсь смотреть на вещи объективно. Для начала – вы читали книгу Колетт Кознье «Un portrait sans retouches», которая вышла в 1985 году в Париже?

– Нет. Я сочла, что для понимания её личности достаточно того, что я трижды перечитала ее «Дневник», а именно полную его версию, опубликованную «Обществом друзей Башкирцевой».

– Это понятно, но была еще и Колетт Кознье, первая француженка, которая основательно подошла к раскрытию этой незаурядной личности. Она работала в Национальной библиотеке с оригинальными дневниками Марии Башкирцевой, обращалась, что называется, к первоисточнику, а не к сокращенным изданиям. В ее работе много любопытного…

– Опять хотите задушить интеллектом?