Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

– А ты не лезь, сидишь и сиди себе. Сразу прям с бабою. Я слышу там девичий голос, вот и говорю, – бубнила бабушка моему деду, – ведь сам парень ничего никогда не расскажет, молчит, как партизан, вот я и волнуюсь.

– Бабуля, не надо вам ругаться, все хорошо.

В такие минуты я всегда вспоминаю их дачный диалог, запавший мне с детства глубоко в душу.

– Гена! – кричала бабушка, обращаясь к деду. – Смотри, он суп не ест!

– Вылей на него, Варя! – не отрывая глаз от газеты, отвечал дед.

– Я серьезно, накажи его как следует.

– Варя, я тебе что, палач? – сердился дед и уходил с кухни.

И сейчас их словесный пересуд продолжался на повышенных тонах.

– Хорошо-хорошо, пусть не бабу он в этой Ницце хочет, – слышался глухой голос деда в трубку. – Пусть женщину, – соглашался он, – лишь бы с толком, чтобы дети были.

– Внучок, – я услышал снова подобревший голос бабушки, – ты свою девочку привез бы к нам познакомиться, а то дед серчает, говорит, что правнуками пора обзаводиться.

– Когда? – спросил я озабоченно.

– Да хоть летом на Ивана Купалу или на Петров день, – она громко засмеялась, понимая, что говорит глупость.

– Ладно, решим, – сказал я и попрощался со стариками.

Теплое дыхание Клер как будто согревало мне душу, а ее холодный нос касался моей колючей шеи. Наконец я положил телефонную трубку на место, а Клер, осторожно ступая на цыпочках по холодному полу, обхватив свою грудь, посеменила к кровати, переступив тонкими ножками через собачек, мирно лежавших на прикроватном коврике. Она села на край кровати, все еще держа ноги на цыпочках, и пристально смотрела на меня, нисколько не смущаясь.

«И чего эта горе-психоаналитик пытается найти в моей русской душе, – подумал я. – Дурочка, она думает, что там погреба, а там ничего нет, сплошные потемки, как в черном квадрате Малевича».

– Как в черном квадрате, – повторил я вслух, обводя пальцем в воздухе контуры предполагаемой геометрической фигуры.

– Говори по-французски, я тебя не понимаю, – зябко сжав острые колени, засмеялась Клер.

Прелесть ее улыбки продолжала меня очаровывать.

– Я говорю, что люблю тебя, – тихо сказал я, все еще пребывая в восторге от ее желанного тела.

– Не ври, – прошептала она в ответ. – Ты говорил совсем другое!

– Другое? Разве ты не слышала, что я сказал?

– Слышала, но это же была неправда. Так?

– Мне казалось, что ты понимаешь меня и всегда ровно настолько, насколько я хотел быть понятым.

– Это тогда, когда я тебе верю.

– Верь и сейчас.

Она поднялась и безмолвно пошла ко мне, глядя прямо в глаза. Я не мог двигаться и только наблюдал.

«Поганый город», – зазвучало в ушах бабушкино предостережение.

Дьявольски красивая нагая девушка улыбалась.

Но главное – не ее улыбка, не идеальные груди и даже не ноги. Главное – глаза. Они заставляли теряться в привычных ориентирах, пока я не почувствовал вкуса ее помады, и мое сердце больно заколотилось в висках.

От неё исходил аромат, показавшийся мне знакомым.

Так, наверное, должны были пахнуть только ангелы.

– Кто ты?

– Догадайся, – алые губы едва шевелились.

– Может, ты и есть тот ангел-хранитель, о котором в детстве мне рассказывал отец, – сказал я чуть охрипшим голосом.

– Спасибо, что не дьявол, – улыбка снова тронула прелестные губы. – Я Муза… – наконец произнесла она под звуки раскатистого грома, доносившегося со стороны альпийских гор. Дождь за окнами заметно усиливался. Меньше всего мне хотелось говорить…

Все события и персонажи частей романа, посвященных Древнему Риму и XVIII веку, являются реальными. Автор позволил себе лишь художественно их изложить, не отступая от исторической точности.

Секутор – гладиатор с мечом и щитом.

Сегментарная лорика – доспехи из стальных полос, изнутри попарно скрепленных на груди и спине кожаными ремнями.

Фалеры – наградные знаки, прообраз медалей: небольшие металлические бляхи с изображениями богов или прославленных полководцев.

Оптион – помощник центуриона.

Перистиль – открытое пространство, как правило, двор, сад или площадь, окружённое с четырёх сторон крытой колоннадой.

Таблиний – помещение в древнеримском жилище между атриумом и перистилем, служившее в качестве гостиной или кабинета хозяина дома.

Кубикула – спальня.

Ликторы – служители, сопровождавшие и охранявшие высших магистратов.

Фасции – или ликторские пучки – пучки вязовых или берёзовых прутьев, перетянутые красным шнуром или связанные ремнями. Атрибут власти высших магистратов.

Халдей – бродячий предсказатель, астролог, обычно вавилонского происхождения.

Ауспиция – предсказание будущего на основе наблюдений за поведением птиц.

Патера – сосуд для ритуальных возлияний.

Этот человек выигрывает при знакомстве (фр).

Перегрины – лично свободные, но не имеющие римского гражданства лица, в основном обитатели покорённых Римом областей.

Эборак – Йорк, Лондиний – Лондон.

Лугдун – Лион.

Канабы – римские поселения рядом с постоянными лагерями войск.

Эмеса – город в центре западной Сирии, современное название – Хомс.

Строфион – лента из ткани или мягкой кожи, прототип бюстгальтера. Широкий строфион со шнуровкой – прототип корсета.

Кардо – улица, ориентированная с севера на юг, декуманус – улица, ориентированная с востока на запад.

Торжественная помпа – торжественное шествие перед началом гонок на колесницах или гладиаторских игр.

Биги – колесницы, запряженные парой, квадриги – четверней.

«В чужих краях, особенно на юге Франции, где люди так душевны и выразительны, я столько раз сравнивал лица своих земляков с лицами местных жителей, и бывал поражен этой немотой наших лиц. Иностранцы ставили нам в заслугу только своего рода беспечную отвагу, к сожалению, делающую нас столь безразличными к превратностям жизни, что вызывает в нас также равнодушие к добру и злу, ко всякой истине, ко всякой лжи. Как вы можете заметить, всем нам (русским) не хватает какой-то последовательности в уме, какой-то логики, силлогизм Запада нам не знаком… Наверное, дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами…и не имеем традиций, ни Запада, ни Востока. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Опыт времени для нас не существует…Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли…мы заимствовали лишь одну обманчивую внешность и бесполезную роскошь».