Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

«Долго решалась, если только сейчас догнала нас», – не без удовольствия отметил я про себя.

На сей раз Мартин не обратил на нашу вынужденную собеседницу никакого внимания. Набегавшись по влажной траве, он превратился из шелковистой смешной игрушки в крысёнка на тоненьких грязных ножках с мокрыми висячими усами. Он дрожал всем телом и был таким беспомощным, что, глядя на него, хотелось плакать от жалости. Я перевел взгляд с собаки на девушку и теперь уже более пристально оглядел ее. Роста она была невысокого, а бесформенный крупной вязки свитер, болтавшийся на худых плечах, лишал меня возможности хотя бы попытаться оценить её фигуру. Лицо её, казалось, никогда не знало косметики. «Да, – с грустью подумал я, – они стоят друг друга – мой пёс и французская студентка, вид жалкий, но всегда добьются, чего хотят»!

– Не вижу препятствий, позвоните, если будет необходимость, – ответил я, с трудом пытаясь говорить безразличным тоном. Я вынул из нагрудного кармана куртки свою яркую визитку и протянул ей.

Девушка, удерживая одной рукой велосипед, взяла карточку другой так неловко, что книга, которую она совсем недавно внимательно изучала, выскользнула и упала на мокрый асфальт обложкой вверх. Я нагнулся и поднял ее, страницы намокли, но почти не испачкались. Я открыл её наугад. Фраза в конце страницы была подчеркнута карандашом, и я прочел: «Человек с богатым воображением делает построение с помощью пластических форм. Жизнь охватывает, опьяняет его, поэтому он нигде не скучает».

– Интересная мысль, – сказал я девушке и, протянув книгу, указал на подчеркнутую строчку.

Девушка улыбнулась белозубой улыбкой. «Ну, хоть зубы хорошие», – подумал я про себя.

– Так вас зовут Денис? – произнесла она мое имя, нарочито растягивая «н» больше, чем нужно.

– Да, – бросил я вполоборота, поскольку Мартин уже убежал далеко вперед.

– А меня…

Девушку звали то ли Сара, то ли Клара, я толком не расслышал её последних слов, а переспрашивать не стал. Мне это было совсем не важно….

Обедали мы скромно в маленьком придорожном кафе в Нижнем Симьезе. Я сидел на высоком стуле у барной стойки и ел овощной суп «минестроне». Мартин суетился у моих ног, время от времени получая кусочки отварной куриной грудки, которую по моей просьбе принес гарсон. Стена, в которую упиралась барная стойка, была сплошь оклеена объявлениями. Я бросил беглый взгляд на это разноцветное конфетти желаний и невольно улыбнулся, когда прочел наугад одно из них: «Студентка из России ищет работу: уборка, глажка, готовка». Её телефон был мне ни к чему, поскольку я был вполне доволен работой выносящей мне мозг Лейлы. Солнце клонилось к закату, радужно освещая помещение кафе через изящные витражные окна. Становилось даже чуть жарко от тепла, исходящего от кухни. Меня стало клонить в сон, а Мартин, пресытившись куриной грудкой и согревшись в моих ногах, дремал уже давно, шевеля во сне ушами и подрагивая лапками. Пора было возвращаться к себе в Вильфранш.

Когда Мартин запрыгнул на кожаный диван в моём кабинете и стал скрести лапками мой плед, в комнате было совсем темно, и ветер, влетая легкими порывами в распахнутое окно, шевелил занавеску. На небе уже слабо светили звезды. Пёс энергично лизал мне пальцы на ногах, но дремотное состояние меня не покидало. С улицы веяло теплом и букетом запахов ласкового московского мая. Зазвонил телефон. Ежедневно, ровно в семь вечера, если до этого времени я сам этого не делал, из Москвы звонила бабушка, чтобы справиться о моих делах. Родители моего отца были ещё в полном здравии и не понимали, зачем мне нужно жить на чужбине, когда в России теперь и так всё есть. Мне же не удавалось убедить стариков, что осень и зиму им было бы полезнее проводить со мной на Лазурном берегу, в тепле и дыша морским воздухом. Но незнакомый мир их пугал, для них здесь была чужая земля. Я был не склонен осуждать дорогих мне стариков за их заблуждения. Что поделаешь, если они до сих пор живут прошлым, а по телеку смотрят только канал «Культура». Я с чувством вины снял трубку, но, к своему удивлению, бабушкиного голоса не услышал. Незнакомый женский голос произнёс моё имя, и я не сразу понял, что это был тот самый рыжий «пуделёк». Я надеялся, что вспомню имя девушки, но потуги были напрасны. Она же называла меня по имени так просто и так часто, словно мы были знакомы уже много лет. Я растерялся, причем настолько, что сразу признался, что вечер у меня свободен, и я не возражаю, если она сейчас заедет к нам ненадолго, хотя осознавал, что еще не нагулял аппетита к общению и не испытывал тяги к чему-то большему.

– Как ко мне лучше подъехать? Откуда? А, из центра? Со стороны вокзала? Тогда лучше не вдоль берега, а сразу на Mont Alban. Да, да, Rue Barla, затем Corniche Andre de Joly и Moyenne Corniche. Только не промахнись, как только на перевале закончится Ницца, нужно сразу вниз, на Villefranche-sur-Mer мимо теннисных кортов, потом налево на авеню du Soleil d’or. Моя стоянка напротив виллы «Yildiz».

Я положил трубку.

– Ну, вот, Мартин, твоя новая подружка уже едет к нам, – сказал я, почти осязая, как тягостное сознание малодушия снова овладело моим полусонным настроением.

В голову ударил разговор с Лейлой. Что теперь мне сказать соседям, охране? Я ведь даже не знал, кто она такая! Студентка? С рюкзаком через плечо и в джинсовых шароварах?! Лейла меня точно сожрёт!

Телефон зазвонил вновь, и я вздрогнул. На сей раз это действительно был звонок из Москвы.

– Это я, бабуль, извини, забыл. Да, у нас всё хорошо, я тебе обязательно завтра пораньше сам позвоню. Дед, надеюсь, здоров? Мучается давлением? Снег идет? Скользко? Ну, будьте осторожнее. Пока!

Я стоял в темной комнате у стола с телефонной трубкой в руках. Ветерок из распахнутого окна становился все свежее. Мыс Ферра зажег свои огни и стал похож на пароход, уходящий в ночное плавание. Я включил свет в кабинете и, надев джинсы с рубашкой, произнес вслух: «Черт бы её побрал»! Мартин, видимо, тоже был недоволен и, как будто поняв моё беспокойство, нервно подергивал головой. Я расположился в холле и минут через десять увидел, как возле дома припарковался новенький белый внедорожник «БМВ». Из машины появилась копна уже знакомых золотистых волос, потом худая фигурка в бесформенном свитере и просторных джинсах.

– Вот и наша гостья, – сказал я Мартину, – а ведь могла бы и принарядиться…

Она не скрывала своего любопытства и не чувствовала себя скованно, что, я полагал, должно быть свойственно всем молоденьким девушкам, впервые пришедшим в дом малознакомого молодого мужчины. Не спрашивая разрешения, она подошла к журнальному столику и взяла книгу со множеством моих карандашных пометок на полях, которая была раскрыта где-то на середине. Девушка быстро пролистала страницы, испещренные планами и диаграммами, и оторопело посмотрела на меня. Вся пышная копна её вьющихся волос рассыпалась по плечам. Она закрыла книгу, хотя об этом я ее не просил, и вслух прочла её название: «L’Armee Romaine sous le haut-Empire» («Римская армия эпохи ранней Империи»). Её брови многозначительно поднялись вверх, отчего серо-голубые глаза стали круглыми, как у совёнка. Молча, с книгой в руках и уверенной походкой она проследовала в мой кабинет, дверь в который была распахнута и где при зашторенных гардинах почти постоянно горел свет. Я не стал кричать ей вслед традиционное в таких случаях «Чувствуйте себя как дома», поскольку, похоже, в этом не было никакой необходимости. Внимательно оглядев все книжные завалы и висевшие на стенах гравюры Пиранези на тему Vedute di Roma, а также бросив недоуменный взгляд на разбросанные по комнате вещи, она вернулась в гостиную. Вместе с ней из кабинета выбежал и мой пес, волоча по полу непонятно по какой причине не замеченный Лейлой не первой свежести носок. Я уже держал в руке кофейник и жестом дал понять гостье, что приглашаю её попить кофе. Она положила книгу на место и сказала: