Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

– Да, папа тоже говорил, что Орлов боялся оставаться в Италии, поскольку негодование против отправки самозванки было сильным!

– Правильно сказал: Орлов беспокоился за свою жизнь и писал императрице о том, что негодующий люд требовал мести инициатору дела самозванки. Отомстить Екатерине было невозможно, а вот устранить её любимца, который никого не боялся и свободно раскатывал по Пизе и Ливорно, было делом не таким уж сложным. Орлов опасался, что его могут просто отравить, в чем беглые поляки и французы, шнырявшие по городам Италии, были большие мастера. Упрекнуть Алехана в трусости тогда были готовы многие, поскольку слава о его храбрости, независимости нрава, богатырской стати, его огромном богатстве и успехе у самых красивых женщин Европы не давала покоя в первую очередь французам. Я понимаю французов, не зря их называют «петухами», их литературный герой граф Монте-Кристо является лишь блеклым подобием реального исторического лица – графа Алексея Орлова. Французский дипломат Дюран пытался выразить общее мнение французов о нем: «У графа Алексея Орлова есть только сила, но нет мужества», но его предшественник, французский посол в Москве, писал в Париж другое, отмечая «мужество, честность и прямоту Алексея Орлова». Австрийский император, полагавший, что только он умеет определять людей с первого взгляда, после встречи с Орловым писал своему брату Леопольду: «Я нашел его таким, каким вы его описали – крутым, откровенным, но ограниченным». Русская княгиня Дашкова, которая всю жизнь недолюбливала Орлова, в разговоре с Дидро подчеркивала, что из всех братьев Орловых «balafré» («помеченный шрамом») – один из величайших разбойников на свете. А княгиня Загряжская считала его цареубийцей в душе. Она хорошо его знала и считала, что это у него вроде дурной привычки. «C’etait chez lui comme une mauvaise habitude», – неоднократно повторяла она, но почему-то всегда по-французски. Один из умнейших и хитрейших правителей тогдашней Европы, прусский король Фридрих II познакомившись с Алеханом, отписал секретную инструкцию своему послу в Петербург: «Если все братья похожи на командующего флотом, с которым я познакомился, это семейство весьма предприимчивое и способное на самые решительные поступки». Сам же Орлов в своих письмах императрице всегда сетовал на повышенный интерес к своей персоне не только со стороны влиятельнейших особ Европы, но и всех авантюристов, поскольку хоть и был богатейшим человеком Европы, сам любил авантюры и боялся, пожалуй, только одного – заболеть от скуки.

– А ты боишься заболеть от скуки? – вдруг спросила Клер, вперив в меня насмешливый взгляд.

– А ты? – сам не зная, почему, вопросом на вопрос ответил я.

Солнце клонилось к закату и почти касалось верхушки Монт Барон, когда Клер прекратила терзать меня своими вопросами. Я быстро отвёз её в Ниццу и высадил у центрального автовокзала, где она оставила свой велосипед. Я с улыбкой наблюдал, как она ловко оседлала своего железного коня и, подъехав к машине вплотную, жестом попросила приоткрыть окно.

– Ну, что? – со смехом спросила она, видя меня измочаленным, как после изнурительной тренировки, – расскажешь потом ещё что-нибудь такое об Орлове, – и, копируя, видимо, мою манеру изъясняться, несколько раз энергично согнула свое тонкое запястье.

Я отвел взгляд в сторону и ничего не ответил.

– Ты наверняка знаешь о нем такое, о чем интересно было бы…

Мой негодующий взгляд, брошенный в её сторону, совершенно её не задел. Наоборот, она продолжала чувствовать в себе превосходство неутомимой собеседницы.

– Детский сад! – тихо сказал я и, недовольно качнув головой, повернул ключ зажигания. Машина проснулась с легким рыком.

– Ну, и ладно! – Клер отправилась в сторону старой Ниццы, и, задрав узкий зад, быстро набирала скорость, виляя рулем.

Я же выключил мотор и через лобовое стекло стал любоваться багровым закатом. На заднем сиденье уже давно беззаботно похрапывал Мартин, задрав от удовольствия подрыгивавшие лапы вверх – точь-в-точь, как малый ребенок.

– Знаю ли я об этом Орлове что-нибудь такое? – я поправил зеркало заднего вида, заглянув себе в усталые глаза, полные безразличия и, улыбнувшись, снова завел машину.

Мария Морелли (Корилла), поэтесса, возлюбленная Алексея Орлова

Холодные шторма Лигурийского моря, слишком свирепые для тосканской весны, в 1775 году окончательно стихли только к началу лета, но сменивший их продолжительный штиль стал причиной небывалой жары на побережье. Если в Ливорно поутру было ещё прохладно, даже зябко, когда лёгкий ветерок задувал с моря, то здесь, в Пизе, было жарко. К полудню же воздух раскалялся настолько, что обширные покои прекрасного палаццо графа Орлова, обычно подолгу хранившие живительную прохладу свежего утра, превращались чуть ли не в парную. После ночных забав и обильных возлияний в резиденции герцога Флорентийского, что на набережной реки Арно, Алехан проснулся у себя поздно и ощутил, как на лбу проступил липкий пот. Поднимаясь с постели, граф протянул руку туда, где обычно лежали батистовые платочки, но, ничего не обнаружив, с силой потянул на себя край полотняной простыни и вытер пот с лица. По каменному полу возле кровати были небрежно разбросаны тонкие шелковые чулки черного и белого цвета с подвязками в бриллиантах, холодные лайковые перчатки, вышитый золотом кошелек, пара легких шелковых надеванных башмаков и батистовые красные платочки, что давеча искал граф. Лишь круглая белая дамская шляпа с черными перьями висела на прежнем месте. Опершись на дарованную императрицей трость, Алехан не без труда поднялся и, чуть кряхтя, прошел в соседнюю комнату, где на ажурном столике старинной работы стоял хрустальный сосуд со свежей водой. Он поднес кубок к губам и невольно улыбнулся, увидев своё отражение в зеркале, что висело на стене в красивой позолоченной раме: укороченные на французский манер ночные панталоны разошлись в промежной части по шву, и срамная плоть графа почти вся вывалилась наружу. Алехан переминался с ноги на ногу, ощущая нагими ступнями прохладу мраморного пола, и приглушенно посмеивался над собой, когда в проеме приоткрытой двери, что вела в его покои, появилась немолодая, но удивительно красивая и стройная итальянка с широкими крутыми бедрами и пышной, крепкой грудью. Она стояла, совершенно не стесняясь своей наготы, властно держа ухоженные руки на бедрах. Густые длинные волосы спадали на округлые белые плечи, а выразительные, немного косившие глаза были расширены от удивления. Она улыбнулась графу и, явно желая высказаться, несколько театрально протянула вперед правую руку ладонью вверх: