Рафаэлло Джованьоли - Библиотека мировой литературы для детей, том 36

Такая молва действительно распространилась, и об этом разведчики тотчас же доложили Крассу.

«Пока что сообщения Эвтибиды точны. Обмана нет, — подумал про себя предводитель римлян. — Это хорошее предзнаменованием».

Так все и было в действительности.

На следующую ночь, в то время как войска Красса неподвижно и безмолвно стояли в засаде среди лесистых ущелий Гарганских гор, в четырех милях от Сипонта, Эвтибида мчалась во весь опор к Барлетте с приказом Крикса передать Спартаку, что неприятель вышел из Арп и попал в засаду и что Спартаку следует немедленно идти обратно к Сипонту.

Гречанка явилась к Спартаку, который скрывался со всеми своими легионами в зарослях, шедших вдоль дороги от Сипонта до Барлетты. Он с тревогой спросил ее:

— Ну как?

— Красс еще не двинулся из Арп. Хотя он и отправил разведчиков до самого Сипонта, но наши лазутчики сообщили Криксу, что римские легионы и не думают сниматься с лагеря.

— Клянусь богами, — воскликнул фракиец, — этот Красс умнее и хитрее, чем я предполагал!

Он задумался, затем, повернувшись к Эвтибиде, сказал:

— Вернись к Криксу и передай ему, чтобы он не снимался с лагеря, что бы ни случилось; если же явится Красс и нападет на него, то, как только начнется бой, пусть Крикс отправит ко мне трех контуберналов, одного за другим, с промежутками в четверть часа, чтобы предупредить меня: один из трех доедет, что бы ни случилось. Странно. Мне кажется, что это нежелание Красса воспользоваться благоприятным случаем разбить меня и Крикса по отдельности — дурное предзнаменование для нас. — И фракиец несколько раз провел рукой по лбу, как бы желая отогнать печальные мысли; затем он спросил Эвтибиду — Сколько времени ехала ты из нашего лагеря сюда?

— Менее двух часов.

— Ты мчалась во весь опор?

— Посмотри, в каком состоянии мой конь.

Спартак опять задумался, потом сказал:

— И назад скачи во весь опор.

Эвтибида простилась со Спартаком и, повернув лошадь, помчалась галопом в направлении Сипонта.

Приехав туда, она сказала Криксу, что Спартак приказал ему двинуться из Сипонта к подошве горы Гарган и постараться занять там крепкую позицию.

Эвтибида приехала в лагерь Крикса за два часа до рассвета. Галл отдал легионам приказ сняться с лагеря и в полной тишине еще до восхода солнца пустился в путь к горе Гарган.

Четыре часа спустя они уже дошли до подошвы высокой горы, откуда открывался широкий вид на прозрачное Адриатическое море, по волнам которого медленно скользили парусные лодки рыбаков с побережья. Когда Крикс, находившийся на последнем отроге цепи Гарганских гор, как раз у самого моря, в удобном и защищенном месте, приказал расположиться здесь лагерем, раздались крики легионеров:

— Римляне! Римляне!

Это были легионы Красса: они пришли, чтобы напасть на тридцатитысячное войско Крикса, находившееся на расстоянии семи часов пути от войск Спартака.

Крикс не растерялся при этой неожиданной атаке. Со спокойствием и твердостью мужественного полководца он расположил свои шесть легионов в боевом порядке, применительно к неровностям почвы; четыре легиона стояли разомкнутым строем перед неприятелем, и, для того чтобы противопоставить римлянам возможно более длинную линию фронта, он протянул ее направо до холма, на котором предполагал разбить лагерь и который охранялся пятым и шестым легионами, оставленными в резерве; левый фланг фронта он протянул к обрывистым и неприступным скалам, у подножия которых с легким шумом плескалось море.

Вскоре шесть римских легионов ринулись сомкнутым строем на гладиаторов. Дикие крики сражающихся, оглушительный звон от ударов мечей по щитам нарушали извечный покой пустынного лесистого берега; эхо от пещеры к пещере, от скалы к скале повторяло эти необычные здесь печальные и мрачные звуки. Крикс объезжал свои ряды, Красс — свои, оба воодушевляли войска. Бой был ужасен; ни та, ни другая сторона не отступали ни на шаг, дрались не на жизнь, а на смерть.

Так как римляне шли в атаку сплошным строем, то левое крыло легионов Крикса не подверглось нападению, поэтому свыше трех тысяч человек четвертого легиона, развернувшись в боевом порядке, стояли в бездействии и были пассивными зрителями боя, горя нетерпением принять в нем участие. Видя это, начальник легиона самнит Онаций поспешил вперед и стал во главе этих трех тысяч солдат. Скомандовав: «Поворот направо!» — он двинул их против правого крыла римлян, и гладиаторы обрушились на врага с такой силой, сея смерть в его рядах, что легион, составлявший крайнее правое крыло римского войска, теснимый с фронта и фланга, вскоре пришел в полное расстройство. Но это была только кратковременная победа; начальник этого крыла, квестор Скрофа, пришпорил свою лошадь и, прискакав к тому месту, где стояла в резерве римская кавалерия, приказал командовавшему ею Гнею Квинтию с семью тысячами всадников атаковать левый фланг гладиаторов, оставшийся открытым и незащищенным, несмотря на благие намерения Онация обойти врага слева и зайти ему в тыл. Квинтий помчался исполнять приказ, и вскоре третий и четвертый легионы гладиаторов подверглись натиску римской кавалерии с тыла, в результате чего ряды их были расстроены, охвачены паникой.

Тем временем Красс направил два легиона и шесть тысяч пращников с приказом обойти правый фланг Крикса. С неописуемым пылом и быстротой они взобрались на вершину находившегося позади холма, где стоял резерв гладиаторов, и, спустившись вниз полукругом, стремительно обрушились на пятый и шестой легионы; но те, вытянув свой правый фланг, насколько позволяла местность, образовали новую боевую линию, так что оба фронта гладиаторов представляли две стороны треугольника, основанием которого было море, а вершиной — холм.

И тут также завязалось ожесточенное сражение.

Красс заметил искусный маневр начальников пятого и шестого легионов, Мессембрия и Ливия Грандения, и, убедившись в том, что ему так и не удастся окружить правый фланг гладиаторов, воспользовался промахом Онация, так ловко уже использованным Скрофой, и бросил сюда не только остаток своей кавалерии, но и два других легиона, приказав им напасть на гладиаторов с тыла.

И вот, несмотря на чудеса храбрости, проявленные в этом сражении тридцатью тысячами гладиаторов против восьмидесяти тысяч римлян, менее чем в три часа были уничтожены шесть легионов Крикса. Окруженные со всех сторон втрое превосходящими силами врага, они даже не пытались спастись и, сражаясь с мужеством отчаяния, пали с честью на этом огромном поле смерти.

Крикс бился с присущей ему отвагой и до самого конца все еще надеялся на приход Спартака; когда же он увидел, что пало большинство его товарищей, он остановил своего коня (третьего за этот день, так как две лошади были уже убиты под ним) и бросил взгляд, полный невыразимой муки, на открывшееся перед ним ужасное побоище; по щекам его потекли горячие слезы, он взглянул в ту сторону, откуда должен был прийти Спартак, и с дрожью в голосе, в котором звучала вся его великая любовь к другу, воскликнул: