Рафаэлло Джованьоли - Библиотека мировой литературы для детей, том 36

— Клянусь эриниями, что же нам еще остается делать, как не обрушиться с яростью диких зверей на тот или другой римский лагерь! Тысяча погибнет, а двести пробьются!

— Если бы это было возможно! — произнес Спартак.

— А почему это невозможно? — спросил полный решимости германец.

— Подобная же мысль промелькнула и у меня. Но принял ли ты в расчет, что вражеские лагеря расположены как раз там, где крутые и обрывистые тропинки, ведущие из нашего лагеря, выходят на свободную, открытую местность? Подумал ли ты, что ни с той, ни с другой стороны мы не можем развернуть фронт больше чем в десять бойцов? Нас тысяча двести человек, а участвовать в сражении смогут не больше двадцати воинов.

Довод Спартака был настолько убедителен и все его соображения так правильны, что Эномай опустил голову на грудь и глубоко вздохнул. Вокруг них, безмолвные, подавленные, стояли гладиаторы.

— Да и продовольствия у нас хватит всего лишь на пять, на шесть дней, — продолжал Спартак. — Ну… а потом?

Вопрос, заданный Спартаком печальным и мрачным тоном, встал перед его соратниками во всей своей неоспоримой и угрожающей силе, гнетущий, неумолимый, страшный вопрос.

Вывод был слишком ясен. Семь, восемь, десять дней еще можно было бы продержаться здесь… А потом?..

Выхода не было… Либо сдаться, либо умереть…

Долго длилось скорбное молчание двадцати мужественных человек, для которых было горько и мучительно сознавать крушение всех надежд, поддерживавших их существование в течение пяти лет, согревавших кровь в их жилах, одухотворявших их жизнь. Как ужасно было видеть такой жалкий конец их дела в тот момент, когда, казалось, победа была близка, торжество обеспечено! Что значила смерть в сравнении с таким страшным несчастьем?

Спартак первый прервал это мрачное молчание:

— Пойдемте со мной, обойдем еще раз площадку и внимательно посмотрим, не найдется ли какой-нибудь путь к спасению, нет ли еще какого-нибудь средства, каким бы трудным и опасным оно ни было, выйти живыми из этой могилы, даже если только сотне из нас удастся избежать смерти, а все остальные погибнут ради торжества нашего святого дела.

В сопровождении своих соратников Спартак, безмолвный, сосредоточенный, начал обход лагеря. Время от времени фракиец останавливался; он походил в эти минуты на льва, запертого в железной клетке, когда он, рыча и фыркая, ищет способа сломать решетку своей темницы.

Гладиаторы подошли к тому месту, где стеной высились отвесные скалы, отделявшие площадку от вершины горы. Спартак посмотрел на эту страшную крутизну и прошептал:

— Белка и та не поднялась бы! — И, подумав минуту, добавил — А если бы даже мы поднялись?.. Мы только усугубили бы опасность положения.

Наконец предводители гладиаторов дошли до южного конца площадки и остановились у края глубокой пропасти, пытаясь определить на глаз ее глубину. Но тотчас почти все в ужасе отвели глаза от этой головокружительной бездны.

— Тут только камни могут достигнуть дна, — сказал один из начальников манипул.

Неподалеку сидели на земле десятка два гладиаторов-галлов и с большой ловкостью плели из лоз дикого винограда щиты, которые они затем обтягивали кусками твердой кожи. Блуждающий взгляд Спартака, все еще погруженного в свои мысли, случайно упал на эти примитивные изделия товарищей по несчастью.

Сначала глаза его машинально задержались на самодельных щитах, и он бесцельно рассматривал их.

Видя, что Спартак пристально смотрит на щиты, один из галлов, улыбаясь, сказал:

— Кожаных и металлических щитов у нас в лагере наберется не больше семисот, и, чтобы снабдить остальных пятьсот воинов щитами, мы и решили сделать ну хотя бы такие… Мы их будем делать, пока у нас хватит кожи.

— Гез и Тетуан щедро вознаградят вас в будущей жизни! — воскликнул Спартак, тронутый любовной заботой бедных галлов: они отдавали делу освобождения угнетенных даже в минуты отдыха все свои силы и способности.

После короткого молчания, когда Спартак, как будто позабыв о своих заботах, ласково смотрел на молодых галлов и их работу, он спросил:

— А много ли у вас осталось кожи?

— Нет, немного, десятка на два щитов.

— Вот эту кожу мы достали в Помпее, когда в последний раз ходили туда.

— Жаль, что воловьи шкуры не растут в лесах, как виноградные лозы!

Глаза Спартака снова устремились на эти толстые, крепкие ветви; небольшие кучки их лежали там и сям около импровизированных оружейников.

Фракийца поразили последние слова галла; он встрепенулся и, точно готовясь к прыжку, нагнулся к земле и поднял несколько веток. И вдруг, просияв от радости, он во всю мощь своего голоса крикнул:

— О, клянусь Юпитером, всеблагим и величайшим Освободителем, мы спасены!

Эномай, Борторикс и другие центурионы, оптионы и деканы, ошеломленные этим возгласом, повернулись к Спартаку.

— Что ты сказал? — спросил Эномай.

— Мы спасены? — переспросил Борторикс.

— Кто же нас спасет? — задал вопрос еще кто-то.

— Кто это сказал?

— Каким образом?

Спартак молчал, внимательно рассматривая лозы дикого винограда. Наконец он повернулся к товарищам и сказал:

— Вы видите эти лозы? Мы сплетем из них длинную лестницу, верхний конец ее прикрепим к этой скале и спустимся по одному вот в это глубокое ущелье, а из него выйдем внезапно в тыл римлянам и изрубим их в куски.

Грустная улыбка сомнения скользнула по лицам почти всех сопровождавших Спартака товарищей, а Эномай, безнадежно покачав головой, сказал:

— Спартак, ты бредишь!

— Сплести лестницу в восемьсот — девятьсот футов длиной? — недоверчиво спросил Борторикс.

— Для того, кто сильно желает, — твердо и уверенно возразил Спартак, — нет ничего невозможного. Напрасно вас приводит в смущение мысль об этой лестнице: нас тысяча двести человек, и мы сплетем ее за три часа.

Вселяя своей горячей верой и убежденностью энергию и бодрость в остальных товарищей, рудиарий послал четыре манипула гладиаторов, вооруженных топорами, в соседние леса заготовить побольше лоз дикого винограда, выбирая самые толстые и прочные. Остальным он приказал разместиться на площадке по манипулам, в два ряда, захватив с собой все имеющиеся в лагере веревки, повязки, ремни, пригодные для связывания отдельных частей той необыкновенной лестницы, которую предполагалось соорудить.

Меньше чем через час посланные за лозами дикого винограда гладиаторы стали возвращаться группами по восемь, по десять, по двадцать человек. Они приносили громадные вязанки, и Спартак первый стал сплетать толстые стебли дикого винограда, приказав всем принять участие в этой работе Одни подготовляли материал, другие связывали, третьи складывали готовые части чудесной лестницы, которая должна была принести им спасение.