Лнонид Ицелев - Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка

— Где вы слышали такие голоса? — Её губы скривились в болезненной усмешке.

— В Берне.

— Ленин? Так он же одиночка. Кто за ним стоит? Зиновьев, ну вы, кто ещё?

— Нас с каждым днём становится всё больше.

— Большевистская фракция — это изолированная кучка заговорщиков, возглавляемая диктатором-фантазёром!

Шляпников поперхнулся. Откашлявшись, он отложил в сторону бутерброд с ветчиной, вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола.

— Я вам отвечу по-рабочему, по-простому. Я сызмальства себе на хлеб вот этими руками зарабатываю и правду нашу рабочую не по книжкам знаю. Я, сударыня, с большевиками с 1903 года, потому как нутром своим понял, что нам, рабочим, за Лениным надо идти, а не за всякими там аксельродами, которые в Цюрихе кефиром торгуют.

— Александр Гаврилович, милый, простите меня, я совсем не хотела вас обидеть. — Александра коснулась руки Шляпникова. — Господи, что же это делается с миром, с нами со всеми! Среди всего этого кошмара на чужбине встречаются два русских социал-демократа и первым делом ссорятся... — Голос её опять задрожал. — Ссорятся...

Александра стала судорожно искать в ридикюле платок.

— Да уж и в самом деле чертовщина какая-то, — примирительно сказал Шляпников, опускаясь на стул. — Возимся чего-то, как мыши в норе, пищим, а окрест себя взглянуть подчас и забываем. Знаете что, Александра Михайловна, давайте махнём на море! Это ж подумать только, какая погода нынче стоит. На дворе сентябрь, а теплынь, как в июле. Настоящее, извиняюсь, бабье лето. — Шляпников украдкой взглянул на Александру и покраснел.

Александра невольно усмехнулась и велела ему подождать, пока она переоденется.

Станция пригородной электрички находилась в десяти минутах ходьбы от моря. Идти нужно было через сосновый лес. Воздух был напоен ароматом хвои и пьянящей морской свежестью.

Море плескалось возле самого леса. На горушке под соснами они приметили деревянный стол с двумя скамейками простой и прочной конструкции, напоминающей козлы.

Они сели лицом к морю.

Дул лёгкий ветерок. Бледное небо было безоблачным. Серовато-голубое море чуть волновалось. Мелкие барашки волн торопливо неслись к плоскому берегу.

— Хорошо-то как, Господи! — вырвалось у Шляпникова.

«Может быть, удастся загореть», — подумала Александра, подставляя лицо солнцу. Она сложила зонтик и зацепила его рукой о скамейку. Зонтик соскользнул и свалился. Она нагнулась, чтобы его поднять, и увидела возле опоры стола копошащихся муравьёв. Быстро, но без суеты бежали они по своим делам, преодолевая травинки, камешки, мох.

— Взгляните, Александр Гаврилович, такие маленькие, ничтожные, а чудесно организованные, не то что люди. До чего же досадно за человечество! За глупость людей, позволяющих капиталу управлять собой, вовлекать себя в мировую бойню... Господи, что же сделать, чтобы остановить войну?

— Оборотить оружие против тех, кто эту войну развязал. Превратить империалистическую войну в войну гражданскую.

— Будет ли война империалистической или гражданской, она останется войной, — вздохнула Александра. — По-прежнему будут литься реки крови, миллионы сильных здоровых юношей по-прежнему будут превращаться в зловонное, гниющее месиво.

— Мировая гражданская война приведёт к мировой революции, а добренький пацифистский мир лишь укрепит господство капитализма. — Шляпников сжал кулаки. — Выступать сейчас с лозунгами мира — это такое же предательство дела революции, как голосовать в парламентах за военные кредиты.

Лицо Александры исказила гримаса страдания. Она обхватила голову руками и склонилась над столом.

Шляпников растерялся. Поначалу он молча ждал, пока она успокоится. Потом встал, обошёл скамейку и, подойдя к Александре, стал осторожно гладить её плечи.

Она продолжала сидеть, не поднимая головы.

— Александра Михайловна, родная вы моя, не убивайтесь так. Всё будет хорошо. Как-нибудь одолеем.

Он опустился на колени и поцеловал золотистый пушок на её затылке.

— Нет! Так не надо! Встаньте, отойдите! — не меняя позы, глухо проговорила она. — Я никогда не буду принадлежать к вашей фракции.

— Эхма! — в сердцах произнёс Шляпников и зашагал к морю.

Александра подняла лицо, достала из ридикюля зеркальце. Погасшими глазами на неё смотрела немолодая, осунувшаяся женщина. По щекам растеклась краска.

«Как же я такая страшная пойду домой», — пронеслось у неё в голове.

— Александр Гаврилович! — позвала она Шляпникова.

Через минуту он подошёл к скамейке.

— Я в таком виде в город не могу ехать. Мне необходимо искупаться. Садитесь вот так, спиной к морю. И не оборачивайтесь.

— Вот и правильно, так-то оно лучше будет. А я пока делом займусь. Владимиру Ильичу в Швейцарию письмишко надо набросать.

Крупными квадратными буквами Шляпников стал заполнять странички блокнота. Он сообщал Ленину о своей нелегальной поездке в Петроград, о положении в партийных комитетах, о настроениях среди рабочих, отчитывался о поставках литературы из континентальной Европы через нейтральную Швецию в Россию.

Черновой отчёт занял двадцать страничек блокнота. Сказано вроде всё. Можно поставить точку. Что же это Александра Михайловна так долго купается. Он с беспокойством обернулся.

Александра своей плавной походкой брела по отмели в сторону берега. Шляпников не мот оторвать глаз от её пронизанного солнцем прекрасного тела. В такт её неторопливым шагам медленно подрагивали розовый живот и высокие, как у девушки, груди. Она собрала в горсть густые пряди потемневших от воды каштановых волос, выжала их и свернула в большой узел на макушке.

Продолжать разглядывать её было неудобно, и Шляпников отвернулся. В этот момент раздался крик Александры. Шляпников опрометью бросился к ней.

Она лежала на боку. Тело её едва было прикрыто водой.

— Ох, простите меня, трусиху, — виновато проговорила она. — Я наткнулась на медузу, дёрнула ногу и оступилась. Кажется, подвернула палец на ноге, но это пройдёт. Извините, что вам из-за меня пришлось в башмаках в воду лезть. Но я попробую выбраться сама.

— Да уж я вас отнесу. А вдруг чего повредили.

Шляпников бережно взял её на руки и понёс к берегу.

Взглянув на его широкие заскорузлые ладони, Александра поймала себя на мысли, что такими руками её ещё никто не обнимал.

Так же бережно Шляпников опустил её на тёплый песок. Он хотел подняться, но Александра не размыкала своих рук.

Пылающие губы Шляпникова стали мгновенно сушить солёную влагу на её лице, шее, груди, животе.

Ласкающей железной рукой токаря, как наждаком, счищал он с её бёдер и спины налипший песок.

Это было Очищение.

До сих пор она блуждала в сумерках. Совершала неверные шаги. Оступилась. Ей помог подняться простой рабочий. Большевик. Ленинец. Это была её судьба. Её счастье. Счастье революционера и женщины.