Игорь Лощилов - Свержение ига

Матвей часто встречался со Сцибором и рассказывал о творимых безобразиях. Занятый выполнением новых обязанностей, старый рыцарь не слишком возмущался, — возможно, тёплое место хорошо грело старые кости и не поощряло к былой решительности. Обычно при разговоре присутствовал Бердоулат, и после каждого рассказа Сцибор делал важные нравоучения.

Только что по королевскому указу под предлогом борьбы с турками были увеличены налоги. Народ роптал вполголоса, сознавая, что громким криком можно оглоушить только себя. Однако о том, что предшествовало объявлению указа, знали немногие. Обычно десятая доля всех налогов шла лично наместнику. Получив указ, подскарбий, ссылаясь на постоянное уменьшение поступлений в казну, убедил того брать не долю, а твёрдую сумму и, как только согласие было получено, объявил придержанный указ. Разница между новой десятиной и твёрдой суммой оказалась значительной, и вся она пошла в карман подскарбия. Бердоулат, услышав эту историю, возмутился, но Сцибор величественным жестом успокоил его и спросил:

— Следует ли делать вывод, что повелителю не нужно держать при себе людей более умных, чем он сам?

— Конечно! — без раздумий отвечал Бердоулат. — Ещё Чингисхан ставил это одним из условий сохранения власти.

— Времена меняются, — покачал головой Сцибор, — и спрос на умных людей теперь более велик, чем раньше. Нужно только, чтобы их всегда было несколько. Тогда часть своего ума они будут тратить на то, чтобы унизить друг друга, а остальное — на то, чтобы обратить внимание повелителя дельными предложениями. Здешняя беда заключается в том, что подскарбию не противостоит никто, равный по уму и власти...

Бердоулат не мог не отметить справедливость суждений мудрого аталыка. Перед ним был пример отца, который ещё совсем недавно являлся безраздельным повелителем Крымского ханства, но, не видя перед собой достойного соперника, усыпился могуществом и потерял всё. О, как много нужно знать, чтобы не потонуть в пучине властолюбия!

Сцибор подтверждал:

— Да, знание — вождь правильной воли и единственный путь к настоящему величию. Чтобы делать добро, его надо знать; чтобы избежать зла, его надо уметь различать...

Бердоулат слушал внимательно.

— Но повелитель не может знать всего, — сказал он, — и откуда он должен черпать свои знания?

— Опыт, сын мой, опыт — вот отец и мать всякого знания.

— Значит, отстраняя меня от власти, вы лишаете меня опыта и тем самым главного источника знаний?

Матвей счёл удобным вмешаться:

— Если бы царевич принял предложение московского государя, у него было бы много такого опыта. У нас служат царевичи Даньяр, Касим и другие, они не могут пожаловаться на отсутствие власти.

— Расскажи подробнее, — попросил Бердоулат.

Матвей принялся рассказывать и с той поры делал это нередко. Бердоулат, по-видимому, делился услышанным с отцом, вопросы его становились всё менее отвлечёнными. Иногда между делом Матвей упоминал о чудесном цветке, растущем в саду наместника:

— Говорят, эта девушка не только красива, но и необыкновенно умна. При дворе ходят сочинённые ею стихи, вот один из них:

— Хорошо сказано! — воскликнул Сцибор. — Только зачем ей ум, если она красива и богата?

— Наученный грамоте конь не станет бегать быстрее, — вторил ему ученик, но не оставил услышанное без последствий.

— Мальчик делает заметные успехи, — заметил как-то Нурдавлет, когда Сцибор пришёл к нему с очередным отчётом.

— Самое главное, он становится мужчиной, — самодовольно ответил тот.

— Не пора ли в таком случае подумать о его женитьбе? У наместника подросла невеста, узнай-ка, какой калым он потребует за неё?

Наконец возвратился Айдар. Поездка его успеха не имела. Беи, которые когда-то клялись в вечной верности, теперь смотрели равнодушно: век их клятвы кончился с падением братьев.

Надежды на борьбу с Менгли-Гиреем оказались призрачными. Нурдавлет заметно сник, и Матвей решил, что время осторожных разговоров ушло. Он принёс припасённый для такого случая список с одного реестра, отправленного наместником королю. В нём числились деньги, якобы заплаченные киевской скарбой кварцянам и служилым татарам. Деловые бумаги обладают подчас удивительной силой. Можно бесконечно обвинять кого-то в воровстве, убедить в том окружающих, но одними словами более чем на презрение их не подвигнуть. Однако покажи завалящую бумажку со свидетельством о воровстве, и всяк захочет принять участие в разоблачении вора. В реестре числились столь значительные суммы, что Сцибор сбросил с себя учительскую солидность и стал походить на прежнего рыцаря.

— Подлые обманщики! — загремел он, свирепо вращая глазом. — Мои солдаты и их бедные подружки голодают, не позволяя себе выпить лишнюю кварту пива, а по бумаге они купаются в деньгах. Да я сам, вместо того чтобы таскать эти лохмотья, должен был бы напялить дюжину бархатных камзолов и утонуть в голландских кружевах. А мой мудрый друг! Разве получил он хоть малую толику из указанного?

Нурдавлет не получил и тоже возмутился. Мудрецом можно быть, когда рассуждаешь о сущности и пространстве. Если же дело касается денег, то мудр тот, кто не упустит своего! Сцибор решил немедленно отправиться к наместнику и вывести казнокрадов на чистую воду.

— Будем считать, что калым с меня он уже получил, — напутствовал его Нурдавлет, — пусть готовит дочь к свадебному ложу.

Наместник знал Сцибора, в молодости они участвовали в Тринадцатилетней войне [34] Тринадцатилетняя война (1454 — 1466) — война между Тевтонским орденом и Польским королевством. и, случалось, сражались бок о бок. С тех пор прошло немало лет. Одного судьба вознесла и поставила над людьми, другой по-прежнему размахивал рыцарским мечом. Они придирчиво рассматривали друг друга, и каждый остался доволен собой. Наместник оказался сухоньким старичком, голову которого покрывал редкий седой пух. «Этот одуванчик не пользуется уже и десятой долей земных радостей», — самодовольно подумал Сцибор, вспоминая прошлую далеко не праведную ночь. «Этот толстяк по-прежнему озабочен предстоящим ночлегом и не всегда предстоящим обедом», — презрительно подумал наместник, только что вставший из-за изысканного стола. Он равнодушно выслушал полную негодования речь бывшего товарища и пожал плечами:

— Мне не пристало заниматься подобными мелочами. Деньги — дело тонкое, а я плохо вижу и потому всецело доверяюсь своему подскарбию.

— Но ведь тебя бессовестно обманывают! Смотри, вот бумага, из которой явствует, что мне заплатили деньги. Вот я, который утверждает, что не получил ни гроша. Разве ты не хочешь установить истину?