Владимир Зима - Исток

Однако же, как свидетельствует история, лучшие слуги империи обычно получаются именно из числа простолюдинов. Пока плебей ещё не получил желанного чина, он старается изо всех сил, опасаясь, что может и не добиться желаемого. Когда же он наконец получит придворную должность, он начинает из кожи вон лезть, чтобы вдруг не утратить обретённое с таким трудом положение...

Охрана осталась дожидаться конца переговоров на монастырском дворе. Писцов и секретарей монахи препроводили в просторную трапезную, где и должны были проходить переговоры, а патрикия Феофилакта и протостратора Василия игумен Никодим проводил в тихую надвратную церковь, дабы они прежде всего могли помолиться в уединении и прохладе, испросить совета и благорасположения Господа.

Спешить не было нужды, Феофилакт предполагал, что вожди тавроскифов изрядно потомят ожиданием императорских послов.

Что ж, эти варвары имели право на высокомерие, и на их месте, пожалуй, так поступил бы всякий военачальствующий, на чьей стороне в ту пору оказалась переменчивая военная удача.

Спустя какое-то время к стоявшим на коленях перед скромной алтарной преградой надвратного храма Феофилакту и Василию присоединился диакон Константин, вызванный игуменом по распоряжению Феофилакта.

— Его величество повелел тебе, диакон, быть третьим послом на переговорах с тавроскифами, — сказал Феофилакт.

Молодой клирик без особой радости воспринял это сообщение.

Со двора послышался конский топот, шум, лязг оружия, громкие бесцеремонные голоса, и вскоре до полусмерти напуганный рясофорный монах прибежал и поведал, что тавроскифы уже прибыли в трапезную и дожидаются там послов императора.

Перекрестившись, Феофилакт поднялся с колен, сказал своим коллегам:

— С Богом!.. — и первым пошёл следом за вестником, выражая на лице полнейшее спокойствие.

А сердце патрикия в эти минуты от надвигающегося ужаса готово было выпрыгнуть из груди...

В трапезной Феофилакт увидел тех, кому было поручено вести переговоры от лица киевского правителя, и он поначалу упал духом — на широкой лавке вдоль стены вальяжно расселись... Аскольд, Радомир и третий тавроскиф, незнакомый Феофилакту.

От порога сдержанно поклонившись варварским послам, Феофилакт решил избрать тон беседы подчёркнуто деловитый, сугубо официальный.

Варварам были зачитаны и переданы в руки верительные грамоты, подписанные императором.

Тавроскифы, кроме грамот, предъявили также золотые нашейные украшения, коими отметил послов их повелитель — что там ни говори, в этих варварах было весьма много от рабов. Ведь рабу его ошейник тоже может представляться изысканным украшением.

По завершении всех полагающихся по дипломатическому протоколу формальностей, когда обе стороны удостоверились, что и послы великого кагана, и послы ромейского императора наделены должными полномочиями, началась первая беседа между главами делегаций.

Патрикий Феофилакт попытался взять инициативу в свои руки:

— Скажите, досточтимые представители киевского кагана Дира, что дурного сделала вам Ромейская империя? Что заставило вас пойти походом на нашу столицу? Не имеет ли место какое-либо недоразумение?..

В голосе Феофилакта сквозило искреннее недоумение и даже лёгкая обида, что вот, мол, напали, а мы пред вами чисты, аки агнцы.

— Договоры должны соблюдаться, — сказал Аскольд. — Империя задолжала великому кагану Диру весьма значительную сумму и не предпринимала никаких усилий для того, чтобы ликвидировать задолженность. Наши попытки уладить назревавший конфликт мирными средствами, как ты помнишь, не увенчались успехом...

— Переговоры не успели начаться, когда случилось досадное недоразумение на торжище... — скорбно подтвердил Феофилакт.

— Что бы там ни случилось на торжище, кто бы ни был зачинщиком драки, но высылка посольства из пределов империи была весьма недружественной... Именно это обстоятельство и послужило главным побудительным мотивом для того, чтобы мы встретились вновь... — сказал Аскольд.

Несмотря на то что тон киевского князя был сдержанным, скорее даже холодным, с души Феофилакта свалился огромный камень сомнений и дурных предчувствий. Что ни говори, но материальные претензии и удовлетворить гораздо проще, чем, скажем, претензии территориальные или политические, да и возможностей для переговоров ситуация предоставляет достаточно — можно и поторговаться до известных пределов, и даже попытаться выговорить ответные услуги.

— Я имею все полномочия его величества императора ромеев Михаила заверить вас, а через вас и великого кагана Дира в том, что весь долг будет выплачен великому кагану Диру в самом скором времени, — важно изрёк Феофилакт. — От лица империи архонту Диру будут принесены извинения в той форме, какую он сочтёт достаточной для заглаживания причинённой по недоразумению обиды... А теперь предлагаю сделать краткий перерыв для совещания членов посольства.

— Не возражаю, — равнодушно ответил Аскольд.

Хлопнув в ладоши, Феофилакт подозвал двух секретарей. Они извлекли из дорожных сундучков изысканные золотые блюда, на которых сверкали, переливались под лучами солнца алмазы и рубины, сапфиры и изумруды.

— Примите, уважаемые послы великого кагана Дира, в знак нашего почтения и благорасположения, — сказал Феофилакт, краем глаза наблюдая за реакцией варварских послов на дары.

Аскольд рассеянно кивнул на своё блюдо подбежавшему слуге.

Прочие послы также не проявили интереса к драгоценностям.

«Что там ни говори — дикари», — решил Феофилакт.

Со своей стороны тавроскифы отдарились связками дорогих мехов, отдельно передали ослепительно белые шкурки с чёрными хвостиками — горностаи предназначались только для украшения мантии его величества. Что ж, варвары постепенно цивилизуются, с ними уже можно вести переговоры.

Никакого совещания с членами своей делегации патрикий Феофилакт, разумеется, проводить не собирался.

Едва поднявшись по стёртым каменным ступеням в надвратную церковь, он устремился к окну.

Сквозь пыльное стекло Феофилакт долго глядел на монастырский двор, по которому степенно прогуливались тавроскифские дипломаты. По их лицам было невозможно определить, каким именно образом они будут вести дальнейшие переговоры: с позиции обиды, с позиции силы или с расчётом на дальнейшее мирное сотрудничество.

— Мне кажется, нам следовало бы изобразить большую покорность, христианское смирение, дабы варвары не стали запрашивать чрезмерную сумму выкупа, — нерешительно высказал протостратор Василий свою заботу, которая тяжким грузом лежала у него на сердце.