Владимир Зима - Исток

— Знаем-знаем тех берсерков... Лютые, как волки, да только не раз мы их били... Волхвы нам пророчили победу. Пас нынче много собралось!..

— Кабы знал, прихватил бы побольше жита, — сказал Аскольд, не жалея о том, что выгодно продал жито в Полоцке.

— И за го жито, что есть, Гостомысл тебе в ноги поклонится, отдарится всем, чем пожелаешь...

И верно, не успел обоз Аскольда прибыть в Ладогу, в тот же день Гостомысл сам явился на постоялый двор, где расположился киевский князь со своими пасынками и отроками.

Выслушав слова благодарности за жито и дружину, Аскольд попросил Гостомысла, чтобы тот без промедления прошёлся краем полоцкой земли, повоевал Милорада, ополонился бы челядью, да и вернулся бы восвояси через небольшое время.

— Не то чтобы Киев обиду потерпел от Полоцка и не то чтобы данникам нашим зло причинил, но Дир просил тебя погулять с дружиной по краю земли Милорадовой...

— Для чего это нужно, не ведаю, догадываюсь, что не просто так направляешь меня на Милорада, но коли просишь — исполню в точности, — пообещал Гостомысл. — Я так думаю: жить следует, не особо рассуждая о причинах и следствиях... Попал на стремнину — и знай себе плыви по течению... Станешь задумываться — враз утонешь! Просят помочь — помоги, если в силах...

— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Аскольд. — За твою помощь я и тебе отслужу чем смогу!

— Сей же день и пошлю малую рать... С тем чтобы до ледохода вернулась в Ладогу.

Впервые очутившись в Славгороде, Аскольд немало подивился и прочности построек, и налаженности хозяйства, и достатку самих славгородцев...

Кичились словене тем, что в сапогах щеголяли, всех прочих обзывали лапотниками.

Киев был, верно, богаче, но и Славгород явно не уступал...

За счёт чего богател Славгород?

Известно, что благосостояние любого народа зависит то ли от богатства земледелия, то ли от доходов с торговли, то ли от удачных военных походов...

Земля у словен — скудная, своего жита хватало обычно лишь до февраля. Однако голодных среди словен не замечал Аскольд. Ремесло у словен было неважное — горшки лепили да древесный уголь жгли, с того шибко не забогатеешь...

Лишь по некоторым косвенным признакам догадался Аскольд, что богатство Славгорода было награблено у соседей за морем.

Ходили словенские бродники в земли датчан, грабили свеев, собирали дань с диковатых местных племён, обитавших на восходе от Славгорода.

Имея крепкую дружину, Гостомысл диктовал свою волю до тех пор, пока за морем Варяжским не был создан мощный ледунг.

Варяги скоро вытеснили славгородцев с тех земель, где словене собирали дань, а затем и их самих данью обложили...

В положенный срок пришла весна и в словенскую землю.

Сошли снега с холмов и пригорков, зазеленела трава, лопнули почки на берёзах.

Гостомысл с каждым днём становился задумчивее, с тревогой поглядывал на серую гладь озера Нево, откуда со дня на день должны были появиться варяжские корабли.

Изготовились словене к отпору, собралось их в Ладоге достаточно, чтобы сразиться с заморскими находниками, и малая дружина успела вернуться из молниеносного набега на полочан, а всё же не покидала Гостомысла забота.

По нескольку раз на дню объезжал он береговые заставы, придирчиво оглядывал боевые лодьи, иной раз и в глухую полночь делал смотр своим дозорам.

С жалостью и грустью смотрел Гостомысл на молодых словенских парней, более привыкших к обращению с косами и вилами, чем с копьём и мечом... Их единственная задача — количеством устрашить врага, своими телами прикрыть княжескую отборную дружину, утомить руки вражеских мечников и пращников...

Зато те из них, кто не погибнет в первой битве, станут когда-нибудь настоящими бойцами, смелыми и умелыми, не прущими на рожон, но и не отсиживающимися за чужими спинами.

И уже никогда не вернутся они к сохе и серпу, станут вольными гридями, полюбят войну и станут в мирное время тосковать даже в княжеском тереме, пока не выедут в чистое поле, пока не отведут душу охотой или удалыми игрищами...

Однажды показались на озере Нево варяжские корабли — низко сидящие, чёрные, с золочёными драконьими головами на штевнях...

Словно стая хищных птиц, летели они к устью Волхова.

Мерно вздымались длинные жёлтые вёсла, мощно резали штевни крутую ладожскую волну.

Наперерез урманским кораблям выдвинул князь Гостомысл одну лодью, и с той лодьи на варяжском наречии раздался громкий приказ:

— Сигурд-конунг, стой!..

Некоторое замешательство возникло на переднем драккаре, вёсла ударили вразнобой, стал корабль замедлять ход, покачиваясь на волне, словно утка. На нос драккара поднялся закованный в железо конунг, прокричал недовольно:

— Ты кто таков,чтобы мне отдавать приказания?

— Имя моё — Вадим, — без страха откликнулся словенский воевода. — Велено мне передать всем варягам, что не получите вы отныне ни корма, ни дани в земле словенской.

Расхохотался в ответ конунг Сигурд, повернулся к своим воинам, приказал налечь на вёсла.

Воевода Вадим взмахнул рукой, и по этому знаку из-за мыса двинулись вперёд словенские лодьи — числом до полусотни.

Каждая лодья ощетинилась копьями и стрелами, в руках славгородцев засверкали мечи и боевые топоры.

А когда остановились лодьи, выстроившись в боевой порядок, когда загородили проход к устью Волхова, возникло замешательство в стане варягов.

Драккары сбились в кучу, видно, стали урманы совет держать.

— Убирайтесь отсель подобру-поздорову! — прокричал им Вадим. — И детям своим закажите дорогу сюда!..

— Будь по-вашему! — крикнул Сигурд-конунг. — Посчитаемся в другой раз...

На драккарах поставили полосатые паруса, и ненавистные вражеские корабли скоро скрылись в сине-сером просторе озера Нево.

Стоя на берегу, с тревогой и радостью следил Гостомысл за варяжскими кораблями, и когда понял, что Сигурд-конунг не принял боя, не смог князь сдержать ликования:

— Братия и дружина! Всех приглашаю на честной пир!..

Сходились на княжий двор все ладожане — и стар и млад.

Собирались на пир соратники — кривичи и словене, весь и корела, поляне и чудь, все праздновали победу над заморскими грабителями.

Заливались гудки и гусли, звенели бубенцы и грохотали барабаны.

Рекой лилось пиво, распечатывались замшелые бочонки с хмельным мёдом, из потаённых закромов выносились припасы.

Оголодавший за зиму народ спешил насытиться впрок.

Князь Аскольд сидел на почётном месте по правую руку от Гостомысла, рядом с ним скучала грекиня.

Впервые со дня, когда Аскольд увёз Елену из Киева, пригласил он её разделить с собой трапезу.