Владимир Зима - Исток

На берег полетели причальные канаты, их с готовностью подхватили стратиоты, обмотали вокруг массивных каменных столбов.

По узкому трапу на причал спустился поджарый протоспафарий Феофилакт.

Стратиг фемы Климаты, пышущий здоровьем весельчак Никифор сделал шаг навстречу и обменялся с Феофилактом братским лобзанием. Следом за Феофилактом на причал сошёл Василий, изрядно измученный морской болезнью.

— Ах, как приятно бывает иногда путешествовать!.. — сказал Феофилакт. — Отправляясь даже в небольшое путешествие, человек стряхивает с себя повседневную скуку. Может быть, главная радость, которая дарована нам Вседержителем — именно радость странствий? Христос переходил из города в город, и апостолы не задерживались в одном городе более чем на два дня...

— Буду весьма рад оказать вашему превосходительству гостеприимство и на более длительный срок!

— Сожалею, но дела уже в самом скором времени призовут меня в столицу. Там сейчас начались такие перемены, что было бы непростительно не присутствовать при них. Убери посторонних с причала, дорогой Никифор, и прикажи подать к трапу две крытых повозки.

— Охрана потребуется? — деловито поинтересовался стратиг.

— При этих особах будет своя охрана.

— Куда прикажешь доставить их?

— В монастырь Святой Фёклы. Под строгий надзор. Выходить за ворота не позволять. Никого близко не подпускать.

— Будет исполнено, — с пониманием кивнул Никифор. — Как обычно...

— Не было ли каких-нибудь новостей о судьбе сурожских монахинь, пленённых тавроскифами? — озабоченно вопросил протоспафарий Феофилакт.

От архиепископа Василия стратиг узнал, что одна из молодых монахинь приходилась протоспафарию Феофилакту дочерью, и потому он изобразил на лице искреннее сочувствие:

— Увы, никаких вестей... Словно они растворились в небе... Мы предпринимали всякие усилия, чтобы узнать хоть что-то о судьбе полонянок, но — увы... А теперь не угодно ли будет закусить с дороги?..

— Можно, — вставляя ногу в стремя, сказал Феофилакт. — На моего конюха дурно подействовала морская волна, зато теперь, когда у него под ногами земная твердь, аппетит разыграется не на шутку, не так ли?

Вместо ответа Василий изобразил постную улыбку.

Посреди уютного каменного дворика журчали струи фонтана, на ветвях деревьев в саду пели птицы, а на террасе, увитой виноградными лозами, у низкого столика возлежали Феофилакт и хозяин дома.

Неспешно текла послеобеденная беседа.

Отщипывая от пышной пресной лепёшки крупные крошки, Феофилакт бросал их расхаживающим по двору павлинам и вполголоса задавал вопросы:

— Что за племена кочуют вблизи границ фемы? Какова их численность? Кто предводительствует в каждом племени?

Стратиг Никифор, судя по его виду, был человеком нрава кроткого и услужливого. Он то и дело заглядывал в глаза протоспафарию Феофилакту, словно старался угадать, какие именно ответы желал бы услышать столичный чиновник, и сбивчиво говорил:

— Э-э... Кочуют, да, кочуют вблизи фемы дикие турки... Обычно они подходят к Херсонесу в начале осени. Предводители их щеголяют в златотканых штанах. Превыше всего почитают огонь. В жертву богам приносят лошадей, быков, мелкий скот и жрецами своими ставят тех, которые могут дать верные предсказания о будущем...

— Ты знаешь имена предводителей хотя бы самых крупных племён?

— У них такие мудреные имена, что и не вымолвить! Право, язык сломать можно... И как только они сами выговаривают их?.. Ха-ха-ха!..

Приглашения к шутливому тону Феофилакт не принял.

— Пытался ли ты вступать в сношения в этими вождями?

— Безуспешно... Нынче... в сентябре прискакал один турок... Как раз, помнится, прошли обильные дожди, по дорогам не проехать ни конному, ни пешему, а тут является к городским воротам дикарь, и с ним две сотни вооружённых до зубов людей. Переполоху наделал!.. А оказалось, что намерения дикаря были заслуживающими сочувствия — турок привёз свою любимую дочь, дабы прибегнуть к помощи наших эскулапов. Она болела тяжко, степные знахари ничем не могли помочь... И тогда мой лекарь... Должен заметить, у меня превосходный лекарь, он получил весьма глубокое образование в Александрии, врачевал в Фессалонике...

— Как его звали? — озабоченно хмуря брови, перебил не в меру разговорившегося стратига Феофилакт.

— Кого? Лекаря?

— Кочевника!

— A-а... Не помню. Может быть, Азадей, или что-то в этом роде. Дикарь!.. Но он поклялся мне, что ради выздоровления своей дочери ничего не пожалеет.

На террасу, услужливо склонив голову, вошёл раб и доложил, что пожаловал архиепископ Василии.

— Зови сюда святого отца! — обрадовался Никифор.

Феофилакт и Никифор поднялись со своих мест, почтительными поклонами встретили низенького толстенького архиепископа, вкатившегося на террасу подобно гладкому чёрному шару.

Ткнув пухлую длань в губы стратигу и его гостям, владыка Василий с блаженной улыбкой возлёг на ложе.

— Надеюсь, я не помешал вашей беседе?.. Господи, в нашем захолустье столь редко можно встретить образованных людей, что я, едва прослышал о вашем прибытии, немедленно велел оседлать своего мула, и вот я здесь, и даже без приглашения...

— Мы вам всегда рады, святой отец, — сказал Никифор. — А я как раз рассказываю протоспафарию, как турок привозил свою дочь, помните?

— Разумеется, хорошо помню... Ах, какой переполох наделал тот дикарь!.. Мы стали прятать в подземелье церковную утварь, горожане понесли в храмы детей, поднялись стенания...

— А что было с дочерью того турка? — спросил Феофилакт.

— Она умерла, — развёл руками Никифор. — И турок в тот же день увёз её тело в степь, чтобы поступить с ним по своему дикарскому обряду.

— Экая досада! — прищёлкнул пальцами Феофилакт. — У тебя была такая прекрасная возможность войти в сношения с предводителем сопредельного племени!..

— Но этот дикарь за все благодеяния не подумал даже поблагодарить... Он не заплатил ни обола моему лекарю, добросовестно пускавшему кровь, делавшему компрессы, припарки и прочие процедуры, — обиженно произнёс Никифор.

— Это ты!... — неожиданно возвысил голос Феофилакт. — Ты должен был осыпать золотом своих эскулапов, чтобы они из кожи вылезли, но поставили больную на ноги! Это ты в случае печального исхода должен был выразить своё самое искреннее, самое скорбное христианское сочувствие и в полной мере разделить с безутешным отцом его горе.

— Но я в глаза не видел эту дикарку... Зачем это мне? — тихо удивился Никифор.

— Это нужно не тебе, а империи... Заручиться дружбой одного варварского вождя, дабы через него привлечь на свою сторону всё его племя, чтобы затем нанимать на службу молодых мужчин, чтобы их оружием вносить раздоры в среду варваров и умело натравливать одних дикарей на других! Существует в этом мире целеустремлённость Добра, но гораздо сильнее проявляется целеустремлённость Зла. И её нужно поставить нам на службу!