Владимир Зима - Исток

Выждав ещё несколько минут, Феофилакт толкнул дверь и важно выступил вперёд. За ним в зал потянулась его свита — секретари, толмачи, советники.

— От лица его величества василевса ромеев Михаила Третьего я имею честь приветствовать досточтимое посольство его светлости архонта руссов Дира в богохранимом городе Константинополе... Удачным ли было ваше путешествие в столицу империи? Не причинила ли каких-либо неудобств долгая дорога? Нет ли у послов претензий к размещению?..

Феофилакт произносил затверженные формулы приветствий, а глаза его цепко держали в поле зрения каждого тавроскифа, и ни одно, даже самое малое движение не оставалось без внимания.

К словам толмача прислушивался лишь седоусый вояка. По-видимому, зрелый муж в услугах переводчика не нуждался. Если он овладел греческим языком, вполне возможно, что он окажется способен впитать и цивилизованные воззрения на мир?

Когда толмач завершил перевод приветствий, Феофилакт замер в напряжённом ожидании: кто из послов станет отвечать?

Если старшим окажется седоусый вояка, с ним можно будет особенно не церемониться, одарить золотом и оружием, подпоить на славу, и он станет шёлковым...

Если во главе посольства поставлен зрелый муж, переговоры обещают быть долгими и трудными. Уж тогда придётся потрудиться соглядатаям, выведать слабости этого человека, попытаться подкупить ласковым обхождением, винами, любовными забавами с дорогими гетерами, каких он, вероятно, лишён в своём варварском отечестве...

— Добрались мы вполне благополучно, устроились удобно, так что благодарим, — заговорил зрелый мужчина.

Феофилакт задумчиво кивал, выслушивая затверженные варваром формулы дипломатического этикета.

— Здоров ли император Михаил? — завершая церемонное приветствие, поинтересовался посол.

В самых цветистых выражениях Феофилакт поблагодарил посла за заботу о здравии богохранимого императора и сам в свою очередь поинтересовался здоровьем киевского предводителя, намеренно величая его не великим каганом, а всего лишь архонтом руссов, дабы ненавязчиво подчеркнуть его зависимое положение по отношению к империи.

— Благодарю, великий каган Дир вполне здоров, — будто не заметив оговорки Феофилакта, кратко ответил посол.

Слава Богу, с такими бесхитростными послами беседовать искушённому дипломату — одно наслаждение. Их можно настолько изящно обводить вокруг пальца, что они за это ещё и благодарить станут.

— Потрудитесь обозначить цели вашего посольства, — почти утратив интерес к беседе, сказал Феофилакт.

— Мы привезли послание великого кагана Дира императору, — важно сказал посол.

— Весьма рад, — безразличным тоном сказал Феофилакт и вяло протянул послу холёную руку, унизанную дорогими перстнями. — Ну же, давайте ваше послание.

— Послание сие личное, совершенно секретное и может быть вручено только в руки императору Михаилу, — словно бы удивляясь непонятливости протоспафария, старательно принялся разъяснять тавроскиф.

Протоспафарий Феофилакт ещё некоторое время продолжал стоять с протянутой рукой, словно нищий на паперти, затем опустил руку и язвительно произнёс:

— Вы, вероятно, несколько преувеличиваете важность послания... О чём в нём идёт речь?

— Великий каган Дир выражает недовольство задержкой руги, причитающейся ему по договору мира и любви, — озабоченно вымолвил посол. — Посему прошу поскорее известить императора Михаила о послании великого кагана Дира!..

— Разумеется, послание твоего повелителя и весьма важное, и весьма срочное... Как, впрочем, и все послания, поступающие в столицу от провинциальных архонтов разных рангов... Конечно же, я всей душой буду стремиться к тому, чтобы содействовать скорейшему извещению его величества императора Михаила о послании Дира, но, к великому сожалению, — увы! — логофиссия дрома настолько загружена рассмотрением текущих дел, что на изучение вашего пожелания может потребоваться более времени, нежели и я и вы можете предполагать. Если послам будет угодно ускорить ход дела, послы могут вручить вышеозначенное послание мне, и уже я, в свою очередь... Хотя ничего гарантировать, вы же понимаете, я не могу.

— Мы понимаем. Мы подождём, — сказал посол. — Либо мы вручим послание великого кагана в руки императору, либо не вручим вовсе, и тогда вся ответственность за возможные последствия этого шага ляжет на вас.

«Эге, да варвары уже и угрожать осмеливаются! И словам каким выучились — ответственность за последствия!..» — отметил про себя Феофилакт. Следовало незамедлительно успокоить разволновавшегося тавроскифа.

— Соблаговолите получить посольскую месячину! — сказал Феофилакт и сделал знак рукой.

Отворились высокие позолоченные двери, ливрейные служители вынесли на середину зала огромные серебряные подносы, на которых сверкали россыпи золотых монет.

— Дары императору Михаилу от великого кагана Дира будут вручены его величеству во время личной встречи, — сказал посол, небрежно указывая своим слугам на подносы с месячным посольским содержанием.

От дерзости варварского посла следовало обороняться испытанным оружием: сменой тактики.

Не подавая вида, что он чем-то обеспокоен, протоспафарий Феофилакт плавно повернулся спиной к варварам и направился к выходу из зала.

— Что же нам делать? — запоздало выкрикнул ему в спину посол.

Не сбавляя шага, Феофилакт едва повернул голову и на варварском наречии с язвительной улыбкой произнёс всего лишь одно слово:

— Ждать.

То, что Феофилакт перешёл на славянскую речь, поразило посла больше, нежели вся предшествовавшая церемония.

Очутившись за дверью парадного зала, Феофилакт стёр насмешливую гримаску с лица. Поведение посольства не на шутку встревожило протоспафария, да ещё эти явные угрозы...

Что может стоять за ними? Не служит ли требование о выплате задержанной руги лишь формальным поводом к готовящемуся нападению на империю?..

Воинственные варвары, сами не умеющие и не желающие производить богатство, в то же самое время чрезвычайно охочи до чужого добра.

Ромейская империя, скопившая свои сокровища неустанными трудами многих поколений, привлекает жадных варваров, словно душистый мёд — навозных мух. И до чего же низменна и ничтожна главнейшая цель подобных воровских набегов — захватить награбленное и бежать, опасаясь справедливого возмездия. Не планомерная колонизация, не распространение по миру своих идей, но лишь наглый разбой.

И по возвращении из набега поступают столь же варварски — захваченное золото не пускается в торговый оборот и не вкладывается в ремесло, в строительство или на нужды монастырей и храмов, но лишь проедается и пропивается на грандиозных попойках. Скоты!.. Дикари!