Евгений Сухов - Окаянная Русь

Холопы князей поставили к трону Улу-Мухаммеда [12] Улу-Мухаммед — хан Золотой Орды в XV веке, решал спор князя Юрия Дмитриевича с племянником Василием Васильевичем из-за великого княжения. В 1437 году потерял власть в Золотой Орде. щедрые дары: справа стояли сундуки молодого эмира Василия, слева — эмира Юрия. Рабы по движению пальца Мухаммеда приоткрыли кованые крышки, и свет камней ослепил стоящих рядом мурз. Вздох прошёл по залу, а иные закачали головами, одобрительно зацокали языками. Посмотрел хан на добро Василия Васильевича — сундуков-то здесь побольше будет, правда, всё больше серебро да меха. А у эмира Юрия — золото! И трудно было предвидеть, кто же выиграет этот спор.

— Пусть говорит эмир Юрий.

Рука хана вытянулась и остановилась на оробевшем князе. Рубин на пальце Мухаммеда заиграл красным светом, и кровавые блики побежали по его белому халату.

Юрий Дмитриевич подошёл поближе, низко поклонился и долго не поднимал головы.

— Просителем я к тебе пришёл, хан, — наконец заговорил он. — Спор у меня вышел с племянником моим, князем великим Василием Васильевичем, который на московском столе сидит. По старине русской и по летописям древним, на стольном городе после смерти отца старший сын его княжит, потом младшие. И после того как все отойдут, на стол садится сын старшего брата. Так было завещано отцом нашим Дмитрием Ивановичем. Да вот брат мой старший, князь Василий Дмитриевич, обошёл меня в духовной грамоте и после себя на столе московском сына своего оставил. Где же справедливость, хан!

И вновь зашевелились тяжёлые руки хана.

— Говори! — ткнул он пальцем в Тегиню.

Тегиня по праву молочного брата стоял рядом с троном Мухаммеда. Всего лишь два шага, и он может взойти на престол. Тегиня вышел вперёд и остановился рядом с князем. Если бы знать, о чём сейчас думает хан, но по бесстрастному лицу правителя никогда не узнаешь его мыслей. Чело мурзы собралось в глубокие складки, лысый череп от напряжения вспотел.

— Эмир Юрий всегда служил тебе честно, хан. Старый слуга всегда лучше нового. И московский стол он хочет получить по справедливости, как отец его распорядился, и по твоему разрешению, а эмир Василий княжит без твоего дозволения. Я всё сказал, великий хан, — поклонился мурза и отступил на два шага назад, и тесный ряд мурз расступился, принимая молочного брата хана.

Руки Улу-Мухаммеда успокоились на коленях, он терпеливо выслушивал каждого мурзу.

Вперёд вышел старик в синем халате, сквозь редкие седые волосы проступал жёлтый череп. Ему уже нечего было бояться на этом, свете: старик пережил ненависть, любовь, зависть, всё это осталось далеко позади, и кому, как не ему, возражать всемогущему Тегине.

— Эмир Юрий хоть и старый слуга, но скверный. А как хозяин поступает с псом, который посмел ослушаться его? Он наказывает его палкой! — Василий посмотрел на дядю и увидел, что по его лицу пробежала судорога — незавидная доля умирать перед троном хана. И московский князь почувствовал жалость к своему немолодому дяде. — Разве ты не помнишь, хан, что эмир Юрий задержал ясак со своих уделов на четыре года!

Только мудрая старость способна тягаться с властью и могуществом.

При упоминании о ясаке руки хана гневно вскинулись, он никогда не прощал неповиновения.

— Да, я не забыл этого. Что хочет сказать эмир Василий?

Вперёд вышел боярин Всеволожский, и его огромная фигура закрыла отрока Василия от ханского взгляда.

— Хан, разреши мне сказать вместо князя Василия?

— Говори.

Низко наклонилась косматая голова боярина, и седые кудри разметались по персидским коврам.

— Наш государь, великий князь московский Василий Васильевич, ищет стола своего, а твоего улуса по ханскому жалованию и по ярлыку с твоей печатью. А князь Юрий хочет забрать московский стол по мёртвой грамоте, вопреки твоему жалованию. И разве смог бы столько лет сидеть на московском столе Василий, если бы на то не было желания самого хана? — И боярин Всеволожский снова низко склонился перед троном.

— Если великое княжение ты у эмира Василия отберёшь, хан, — вперёд вышел седой бабай [13] Бабай — баба, дед, старик (татарское слово). поддержать Ивана Дмитриевича, — значит, ярлыки твои лживы!

Хан колебался только одно мгновение.

— Принести мне саблю, — распорядился Улу-Мухаммед.

Страж поднёс хану саблю, которая лежала на бархатной зелёной подушке. Хан повертел оружие в руках, и полоска стали показалась в его огромных ладонях игрушкой.

— Подойдите ближе ко мне, эмиры, — приказал Улу-Мухаммед.

Оба князя приблизились к трону: вот сейчас решится то, ради чего они проделали путь до самого сердца Золотой Орды.

Замер и двор, ожидая решение Улу-Мухаммеда: хан должен вручить саблю одному из князей, и судьба великого московского стола будет решена. Со времён Ярослава Второго на великокняжеский престол всходили Александр Невский и Михаил Святой, Василий Первый и Иван Калита, Семеон Гордый. Кто же будет на этот раз?

Дядя и племянник стояли плечом к плечу. Вырос за этот год Василий, только не дотянул до Юрия Дмитриевича: дядя был ростом повыше и статью крепче. Однако и ему было далеко до Улу-Мухаммеда, который возвышался над всеми на целую голову.

Хан спустился на три ступени и оказался рядом с мурзами.

— Брат мой, эмир Василий, — Улу-Мухаммед проявлял великодушие, обращаясь к слуге как к равному, — тебе быть на улусе моём, в Москве, великим князем.

И руки Василия Васильевича ощутили тяжесть сабли.

— Во веки веков добра твоего не забуду, хан, — произнёс великий князь московский Василий, и губы его коснулись лезвия. Булатная сталь оказалась остра, и Василий почувствовал на губах вкус крови.

— Ты же, эмир Юрий, будешь великому эмиру Василию младшим братом, — объявил хан Юрию Дмитриевичу, — тебе же вести его коня под уздцы до самого терема. Мурзам Бешмету и Тегине я поручаю до самого крыльца проводить моего гостя.

— Спасибо за честь, брат Мухаммед, только не бесчесть моего дядю, сам я доберусь до терема, — пытался возражать Василий.

— Хан не меняет своих решений!

Раздались звуки флейты, а вместе с ними заголосил карнай, наполнив покои хана лающими звуками.

— Мудрость хана не знает границ! — восторженно отозвались мурзы.

— Пусть же славится в веках имя Мухаммеда! — льстиво кричали другие.

Весть о решении хана Золотой Орды уже выплеснула далеко за пределы дворца, и сразу забили барабаны. Громкоголосое веселье наполняло город.

Тегиня бережно ухватил Василия Васильевича под правую руку, мурза Бешмет, седовласый бабай, подошёл с левой стороны, и неторопливо начали они выводить московского князя из покоев хана.

Меч, упрятанный в ножны, скользил по бедру и мешал идти, но Василий Васильевич больше не торопился, он попридержал саблю и почувствовал на пальцах ласку бархата.