Андрей Серба - Заставлю вспомнить Русь...

— Да, спафарий, эта бухточка прямо под ними, стоит им лишь спуститься к побережью. Откуда тебе известно это? Неужто кто-то из твоих людей смог опередить меня?

Василий довольно усмехнулся.

— Я знаю не только это, — многозначительно произнёс он. — Ответь, могут ли русы и твои соплеменники спуститься в бухту так, чтобы охватить её одновременно с обеих сторон, отрезав от остального побережья? Если да, то каким образом они могут совершить подобный манёвр?

— Для них это не составит труда. Нужно разбиться на два отряда и начать движение к морю вдоль противоположных склонов седловидной горы. Затем путь проляжет по имеющимся в ущелье с ручьём пастушьим тропам, которые выведут их к любому концу бухты. Именно так спускаются на побережье здешние горцы.

— Сколько требуется для того времени?

— Конному полчаса, пешему вдвое больше.

— Последний вопрос. Сколько спусков с седловидной горы тебе известно?

Лазутчик пожал плечами:

— Об этом не могу сказать ничего, спафарий. Я родился по ту сторону перевалов и плохо знаю побережье. Тем более что у этой горы располагаются охотничьи угодья самого кмета и даже из местных жителей редко кто на ней бывает.

— Хорошо, болгарин, иди. Но далеко от моего шатра не отлучайся, ты можешь скоро мне понадобиться.

Расставшись с гонцом, Василий удовлетворённо потёр ладони. Выходит, в полдень славяне начали действовать одновременно на суше и море. Их конница уже в условленном месте у бухты, а ладьи, естественно, войдут в неё только ночью. Значит, события развиваются именно так, как он рассчитывал. Прекрасно и то, что даже не всем болгарам известна естественная природная ловушка на вершине седловидной горы — тем легче будет загнать на неё в темноте пришлых русов и дружинников Младана. Последние хоть и болгары, но провели большую часть жизни в далёких походах, жили в замке кмета и вряд ли знали как следует побережье и прилегающую к нему местность, лежащую на противоположной стороне их родного перевала.

Следующий гонец прибыл в наступивших сумерках. Им оказался уже известный Василию посыльный от друнгария.

— Спафарий, один отряд русских ладей обнаружен. Хотя второй словно провалился на дно, мы вскоре отыщем и его.

Василий презрительно посмотрел на гонца.

— Нечего сказать, хороших помощничков получил я на море... — Он выпрямился в кресле, строго посмотрел на гонца. — Сейчас же отправляйся к своей хеландии и, не жалея парусов и вёсел, спеши к друнгарию. Скажи, что если не знает он, где скрывшиеся от него язычники, то это известно мне. Пусть оставит для наблюдения за обнаруженными русскими ладьями один дромон и пару хеландий, а сам со всеми остальными кораблями плывёт к месту, которое ему укажет посланный мной с тобой человек. Он моим именем будет приказывать друнгарию, что и когда ему делать. Теперь не теряй ни минуты.

Полный нетерпения, Василий не мог сидеть на одном месте и принялся быстро шагать по шатру из угла в угол. Так продолжалось до тех пор, пока он не дождался прибытия болгарского лазутчика. От него спафарий услышал весть, ожидание которой не давало ему покоя весь день.

— Ромей, русы зажгли сигнальный огонь.

— Где? — спросил Василий, замирая на месте как вкопанный. — На скалах у входа в бухту?

— Нет, совсем не там, где мы ожидали. Они разложили его в пещере на склоне одной из гор. Огонь виден только с моря и утёса, на котором мы были с тобой утром и откуда я только что прискакал. Торопись, спафарий, ибо ладьи русов должны быть уже на полпути к бухте, а нам нужно их опередить.

Но Василия не требовалось торопить. Не дожидаясь слуги, он набросил на себя плащ, схватил в руки каску, рванул со стены перевязь с мечом. Выскочив из шатра, подошёл к дежурному центуриону.

— Тревога! Комеса и стратига ко мне!

Надев каску и перебросив через плечо перевязь с мечом, он минуту наблюдал за пришедшим в движение лагерем, после чего снова обратился к последовавшему за ним лазутчику:

— Ты уверен, что проход из моря в бухту не занят русами?

— Вполне, поскольку он им совершенно не нужен. Скалы ночью постоянно в тумане, с них ничего, кроме пролива, не видно. Да и кроме расщелины на них больше негде укрыться. Русы не хотят привлекать внимание к бухте, покуда в неё не войдут их ладьи.

— В таком случае немедленно скачи к бухте и жди меня у пролива. Я хочу сам захлопнуть подготовленную язычникам западню и запереть их в ней, как в мышеловке.

Расщелина змеилась у вершины одной из скал, ограждавших с боков проход со стороны моря в бухту. Брызги от волн почти не долетали до расщелины, но постоянно висевшая над скалами и проливом водяная пыль обволакивала её. Водяная пыль сразу сделала влажными одежду и тело, однако Василий не замечал этого. Втиснувшись в расщелину и прижавшись к скале спиной, он высунул наружу голову, чутко прислушиваясь к звукам обступившей его ночи и впиваясь глазами в темноту.

Вокруг не было ничего подозрительного. До слуха спафария доносились лишь слабый плеск воды да мерный рокот бивших в основание скалы волн. Глаза упирались в ночную темень, выделяя из неё слабо мерцавшую в лунном свете жёлтую дорожку-пролив между морем и бухточкой.

Давно притихли лежавшие рядом с Василием трое спутников, не было слышно и видно примостившегося на вершине скалы легионера с потайным фонарём. Только спафарий, чуткий, настороженный, превратившийся в комок нервов, без устали вертел по сторонам головой. У него не было сомнений — русы обязательно должны приплыть в бухту, и первым увидеть их надлежало ему.

И наконец... В мертвенном свете луны по краю светившейся глади проливчика, прижимаясь к скалам почти вплотную, скользнула длинная чёрная тень. Может, почудилось? Намертво вцепившись пальцами в острые края расщелины, Василий высунулся из неё по пояс, повис над бездной. Нет, не ошибся, его предчувствие оправдалось!

Вдоль противоположного берега пролива, стараясь держаться в тени, медленно двигалась русская ладья. Иногда тени скал не хватало, чтобы скрыть её целиком, и тогда Василий отчётливо видел высокие борта, висевшие на них продолговатые русские щиты, уставленные вверх блестевшие в лунном свете жала копий. Он мог различить даже вёсла, видел спины гребцов, однако не слышал ни единого всплеска воды, ни одного звука или шороха. Что ж, это немудрено: русы всегда слыли не только отличными воинами, но и прекрасными мореходами. Недаром это море издавна звалось жившими по его берегам народами Русским морем.

За первой ладьёй показалась вторая, третья. За ними мелькнули слабо различимые контуры четвёртой и пятой. Осторожно выбравшись из расщелины, Василий неслышно взобрался к легионеру на вершину скалы, подполз к самому её краю. Отсюда он мог видеть не только пролив, но и подход к нему со стороны моря. Русские ладьи беззвучными призраками возникали из непроницаемой черноты моря, мелькали на миг жёлтым пятном в начале пролива и тут же исчезали в его окружённой скалами пасти.