Аркадий Кудря - Правитель Аляски

Когда же на террасе и в холле гостиницы перестала встречаться миловидная девица-азиатка, так напоминавшая дочь Ирину, Баранов испытал смутное беспокойство, словно его предали. Только теперь он осознал, что само присутствие этой девушки здесь, в том же доме, где жил и он, сообщало ему душевное равновесие, умиротворение, сознание устойчивости окружающего мира.

Об отъезде же прочих гостей, особливо тучных и чересчур говорливых дам, любивших по утрам попивать на террасе кофе в лёгких кисейных нарядах, тужить не стоило.

В новой ситуации открылись свои преимущества. Если прежде купальня гостиницы почти всегда была занята, то в последнее время обезлюдела и она, и Баранов мог позволить себе, не стыдясь нескромных взглядов, поплескаться в мраморном бассейне, постоять под искусственным водопадом, где тело благодарно принимало прохладу распылённой влаги.

Уже второй день шли проливные тропические дожди — они начинались то с утра, то после обеда и не прекращались несколько часов подряд. Попрятались весело щебетавшие в саду птицы. Вместо их задорных песен теперь было слышно, как монотонно шумят, падая на листья, струи дождя да бурлит поток, низвергавшийся по водостоку с крыши отеля.

Как только дождь затихал, в воздухе разливался приторный запах цветов, но к вечеру цветочные ароматы всё сильнее подавлялись стойким дыханием гниющей воды и неведомых болотных растений.

Похоже, что дожди напугали и лейтенанта" Подушкина. Не приходил навестить уже второй день. Чувство одиночества ещё более обострилось.

Баранов встал с кресла, взял в руки резную погремушку, которую использовал вместо звонка для вызова слуги, вышел в коридор, встряхнул её. Раздалась резкая дробь замурованных внутри камешков. Молодой темнокожий слуга возник почти сразу, и Баранов попросил принести соку, «орандж джюс». Вернулся в комнату, вновь сел в кресло, равнодушно взглянул на ливрейного парня, не замедлившего явиться с подносом, на котором стоял полный графин. Кивком головы поблагодарил за исполнительность.

Хорошо охлаждённый сладковатый сок взбодрил его, прогнал сонливость. Баранов опять взял в руки деревянную погремушку. На конце её была изображена причудливая фигура — то ли зверя, то ли птицы, но с чертами человека. Она держала в лапах детёныша с птичьим клювом. Где же он подобрал игрушку? Вспомнил: в покинутой туземцами хижине, во время памятного ему похода, когда во главе большого отряда промышленников и алеутов отправился мстить колошам за разорение крепости на Ситхе, за гибель своих людей. Прослышав, что идёт Баранов с огромным войском, они в страхе покидали селения, разбегались по лесам. Он не трогал их дома. Сжёг только два селения тех жителей, которые, как ему донесли, были повинны в уничтожении ночью, на побережье пролива Фредерика, беспечно отдыхавшей промысловой партии Урбанова. Тогда, на пути к Ситхе, он зашёл в один из брошенных домов, увидел в углу эту погремушку и ещё несколько занятных вещей туземной работы, среди них расписную медную доску, подобрал их на память и лишь потом дал команду поджигать дома.

Полтора года вынашивал он планы мщения за неслыханное оскорбление, нанесённое и ему лично, и всей компании. Они же договаривались жить в мире. Нет, стоило ему уехать с Ситхи, как собрались с силами и подло, вероломно нарушили договор. Мало того что уничтожили все строения крепости и судно — труд многих месяцев, они умертвили, если считать и партию Урбанова, более двухсот людей, партовщиков, старовояжных. Строения можно было возвести вновь, но кто вернёт ему этих людей, где он найдёт замену им?

А ведь тот год, когда была разорена крепость на Ситхе, начинался хорошо. Весной приплывший с Уналашки Баннер принёс весть о принятии компании под высочайшее монаршее покровительство, о дарованных ей привилегиях. Баранову доставили пожалованную покойным императором Павлом за усердную службу золотую медаль на Владимирской ленте, и он отметил радостное событие торжественным молебном и пожертвовал тысячу рублей на нужды кадьякской школы, где учились сироты из русских и островитян.

И ещё тяжелее стало думать о людских потерях на Ситхе, когда пришло другое радостное известие — о пожаловании ему титула коллежского советника (отныне никакой там штурман не осмелится заявлять, что приказам бесчиновного начальника подчиняться не обязан) и назначении звания главного правителя американских колоний, с подчинением его власти и Алеутских, и Лисьих островов, и всех других отделов, где компания вела свои промыслы. Он видел, что непрестанный труд его на благо компании и Отечества наконец достойно оценён. Тем сильнее была горечь по поводу случившейся на Ситхе беды.

Из Петербурга сообщили, что через год можно ожидать прибытия кораблей первой русской кругосветной экспедиции с большим грузом для американских колоний. Он и спланировал поход против колошей на то лето, когда должны были подойти корабли.

Внушительное было зрелище, когда, приняв благословение на Кадьяке, они отправились в путь — огромный караван из четырёхсот байдарок в сопровождении двух кораблей — «Екатерины» и «Александра». В Якутате, где с далёких вершин сползали в море и расплывались по окрестным водам массивные ледяные горы, к ним присоединились построенные на тамошней верфи ещё два небольших судна — «Ермак» и «Ростислав». И оттуда он пошёл на «Ермаке» и едва не расстался с жизнью в проливе с чудовищно быстрым от сжатия его ледяными горами течением. Казалось, что плававшие рядом с судном колоссы вот-вот раздавят корпус, как хрупкий орех, и, когда они благополучно выскользнули из ледяной ловушки, он на коленях возблагодарил Творца за дарованное спасение.

За тем проливом и лежали селения, обращённые из чувства мести в огонь...

Сандвичевы острова,

19 июня 1804 года

К острову Кауаи подходили ранним утром, и, когда ветер разогнал туманную дымку, капитан «Невы» Юрий Фёдорович Лисянский увидел, что к северо-западу по курсу корабля расположена небольшая бухта. К ней и направили свой путь.

Из бухты, по берегам которой выступали средь пышной зелени крытые травой и листьями хижины туземцев, к ним уже спешило несколько лодок, и Лисянский на всякий случай приказал мичману Василию Верху строго следить, чтоб ни одна из местных красоток не залезла на палубу. В его памяти ещё были свежи воспоминания о стоянке у самого большого из Сандвичевых — острова Гавайи, где и утром и вечером их осаждали любвеобильные туземки, готовые раскрыть свои объятия любому пришельцу.

Вместе с кораблём «Надежда», которым командовал Иван Фёдорович Крузенштерн, «Нева» почти год находилась в первом русском кругосветном путешествии. Несколько дней назад, у острова Гавайи, корабли расстались. «Надежда» пошла к побережью Камчатки, чтобы, оставив там груз для Российско-Американской компании, проследовать далее в Японию для осуществления дипломатической миссии в эту страну первого российского посланника — действительного статского советника, камергера Николая