Аркадий Кудря - Правитель Аляски

От встреченных на корабле Плотникова и Батурина Тараканов узнал, что это они настроили английского капитана захватить тоена с племянником и не отпускать до тех пор, пока колоши не освободят пленных русских и алеутов. Всем из гарнизона крепости, кого он встречал на корабле, Тараканов задавал один вопрос: что с Анфисой-Калахиной, не видели ли её? Одна из женщин припомнила, что Анфиса пыталась спуститься вниз с охваченного пламенем второго этажа. Удалось ей это, осталась ли она в живых, никто не знал. Тараканов ловил на себе сочувственные взгляды. Он и сам начинал понимать, что, если бы Калахина уцелела в кровавой бойне, в беспощадном огне, она, скорее всего, была бы сейчас вместе с ними.

Завершив операцию по освобождению пленных, Генри Барбер направил свой корабль курсом на Кадьяк. Он собирался сорвать у Баранова хороший куш за то, что спас от гибели его людей.

Остров Кадьяк,

июль 1802 года

— Поймите, господин Баранов, ради того, чтобы выручить ваших, мне пришлось немало издержаться — заплатить выкуп диким, кормить почти месяц двадцать с лишним человек. Опять же одежда... И это ещё далеко не всё!

Баранов холодно смотрел на сидевшего у него в конторе капитана Барбера. Этот человек, с его короткой бородкой клинышком, развязными манерами, с циничным взглядом карих, чуть выпуклых глаз, внушал ему отвращение. Баранов был наслышан о методах обогащения Барбера, а побывав на борту «Юникорна», чтобы взглянуть на своих людей, узнал от них, каким образом капитан вызволил их из плена. Теперь же англичанин нагло лжёт в глаза, требует в обмен за доставленных несуразную сумму — пятьдесят тысяч рублей.

— О каком выкупе вы говорите, мистер Барбер? — сдерживая себя, чтобы не вспылить, сказал Баранов. — Может, вы имеете в виду под выкупом те меха, которые колоши разграбили в моей крепости, а потом доставили вам в обмен на своего тоена? Да, те меха действительно стоили не менее пятидесяти тысяч рублей. Тогда будем считать, что свою долю вы уже получили, и освободите моих людей.

Барбер сделал большие глаза.

— Какие меха, господин Баранов? Я первый раз слышу об этом. Мы меняли людей на людей — и всё. У ваших охотников разыгралось от голода воображение, если им мерещатся меха, будто бы полученные мною от индейцев. Не забывайте, господин Баранов, мне пришлось поломать все мои планы, чтобы помочь вам. Вместо того чтобы вести торговлю, я целую неделю убеждал индейцев по-хорошему вернуть пленённых ими русских и алеутов, потом плыл сюда, за тысячу миль от Ситхи... Вы думаете, я делал всё это для собственного удовольствия? Мы, коммерсанты, привыкли ценить время. Я действительно хотел помочь вам из чувства купеческой солидарности. Так сумейте и вы достойно отблагодарить меня. Если пятьдесят тысяч кажется вам слишком большой суммой, я, так и быть, согласен на сорок.

Баранов, не глядя на Барбера, бегло подсчитывал на лежавшем перед ним листе бумаги.

— Извольте, Генри, — с показной любезностью сказал он, — я прикинул ваши расходы. Питание двадцати трёх человек в течение двух недель. Одежда на пятерых — более вы никого не одевали. Будем считать и фрахт судна на срок, скажем, плавания от Ситхи до Кадьяка и обратно — двадцать дней. Итого, на всё про всё — семь тысяч рублей. Я плачу вам эту сумму мехами — и мы квиты.

Барбер, дерзко усмехнувшись, встал из-за стола.

— Что ж, господин Баранов, я надеялся найти с вами общий язык, но теперь вижу, что это невозможно. Я думаю, мне лучше уйти отсюда с вашими людьми на борту. Они хорошие охотники. Может быть, кто-нибудь даст мне за них больше.

Баранов, прищурившись, посмотрел на него. С расстановкой ответил:

— Да, среди них есть пятеро мужчин, русских и алеутов. Они действительно отменные охотники. И восемнадцать женщин-алеуток. Насчёт их охотничьих способностей я не уверен. Но дело не в этом. Простите меня, мистер Барбер, за откровенность, но вы поступаете дурно, пытаясь нагреть руки на несчастий других. Попомните мои слова, Господь никогда вам этого не простит. Пока ещё не поздно, подумайте о спасении души, о том, как долго вам придётся искупать грехи. Я даю вам десять тысяч рублей и обещаю, что не буду задерживать ваше судно. Убирайтесь отсюда подобру-поздорову.

Бенгалец Ричард, служивший Баранову переводчиком, замялся, подыскивая английский эквивалент русского выражения «подобру-поздорову», и после некоторого раздумья перевёл: «пока цел и невредим».

Взбешённый Барбер смерил Баранова ненавидящим взглядом:

— Вы пожалеете о своих словах, господин Баранов. Ваши люди находятся под надёжной охраной на моём корабле. И, пока мы с вами не договоримся, никто из них не уйдёт оттуда.

Это уже выходило за рамки приличий и дипломатической вежливости. Зная Барбера, Баранов предвидел подобный вариант переговоров. Он взял в руки звонок, резко брякнул им.

— Ежели так, — испытующе глядя на Барбера, сказал он, — я окажу вам, Генри, ответное гостеприимство.

В комнату вошёл мрачноватый мужик огромного роста. Он небрежно позвякивал кандалами, которые держал в правой руке.

— Матвей, — сказал Баранов, — капитан Барбер устал. Проводи его отдохнуть. — И, встретив непонимающий взгляд Барбера, приказал Ричарду: — Переведи!

Выслушав перевод, Барбер зло усмехнулся:

— Что ж, господин Баранов, вы прекрасно разыграли этот спектакль. Я согласен на ваши условия.

— Десять тысяч рублей, и ни рубля больше, — подытожил Баранов. — Вот расписка. Меха получите прямо сейчас, и вы немедленно освобождаете моих людей.

«Но где же, — устало подумал он, выходя вслед за Барбером из конторы, — партия Урбанова? Неужели погибла и она?»

Батавия,

3 апреля 1819 года

В конце марта «Морской» стал неожиданно быстро пустеть. Первыми с Барановым попрощались пожилые немцы. Они встретились ему в холле гостиницы, эти Ганс и Гретхен, как про себя называл эту парочку, не зная их настоящих имён, Баранов, и пока слуга-малаец выносил к экипажу чемоданы, сухощавый «Ганс» с приветливой улыбкой долго тряс руку Баранова и бормотал что-то на своём языке, пытался перейти и на английский, почему-то показывал пальцем в потолок, говорил про Рейн, должно быть, о том, как хорошо вновь возвращаться домой. Ничего, понимающе кивая, думал Баранов, Нева не хуже Рейна, а уж про Северную Двину и толковать нечего, куда там вашему Рейну. Даст Бог силы, когда-нибудь доберусь до Двины.

Через день исчез и симпатичный толстяк англичанин. Посещая ресторан, Баранов обычно раскланивался с ним и, не найдя британца на его привычном месте, за столиком рядом с миниатюрной пальмой, вдруг почувствовал самому непонятное сожаление: британец был общителен, частенько приглашал выпить вместе по кружке холодного пива, и, хотя Баранов каждый раз вежливо отклонял приглашение, видеть этого человека было ему приятно.