Аркадий Кудря - Правитель Аляски

— Нет, — возразил Баранов. — Они боялись, что младенцы своим плачем выдадут их при поспешном бегстве. Потому и убили.

— Какое варварство! — не сдержался Лисянский.

А Баранов в это время угрюмо думал о том, что ему никогда не удастся привести к покорности людей, которые ради сохранения свободы готовы пожертвовать даже собственными детьми.

Из крепости вывезли некоторые вещи и обнаруженные там ядра корабельных пушек, после чего селение колошей по решению Баранова предали огню. С залива было видно, как разлеталось от жаркого пламени воронье.

Через несколько дней Лисянский, считая свою задачу выполненной, повёл «Неву» на Кадьяк, пообещав к лету, на пути в Макао, навестить Баранова и взять груз мехов для продажи в Китае.

Зимовать на Ситхе остались чуть более сотни промышленников и почти семь сотен алеутов. Предстояло отстраивать крепость заново. По праву победителя правитель Аляски решил воздвигнуть её на облюбованном высоком каменном мысу, с которого открывался прекрасный обзор всего залива.

Батавия,

5 апреля 1819 года

Ночь Баранов провёл беспокойно, знобило. Под утро приснился нехороший сон. Будто стоит где-то у подножия ледяных гор — не в заливе ли Якутат? — группа людей: бородатые промышленники, два молоденьких офицера, монах в чёрной рясе, двое или трое английских и американских капитанов, ещё кто-то. Поодаль — царедворец в пышном мундире. Морской прибой яростно бьёт в берег, докатываясь до их ног.

А он приближается к ним на однолючной байдарке, осторожно лавируя меж плавающих в воде льдин. Выходит на берег в стороне — они машут рукой: «Иди к нам!» Осторожно подходит, всматривается. Вот так дела! Этот, чернобородый в рясе, — отец Иосаф. Среди промышленных — Лукин, Василий Медведников. С ними рядом плотный, сановитого вида купец — Григорий Шелихов, а вокруг Шелихова толпятся ветераны компании, штурманы Бочаров, Измайлов, Прибылов. Там и двое, не доплывших до Аляски, — Кох и Борноволоков. Как он ждал их, своих сменщиков! Не дождался. А вот американец О’Кейн обнимает за плечи мрачно ухмыляющегося Генри Барбера. Молоденькие флотские лейтенанты — конечно же, неразлучные друзья Хвостов и Давыдов. А стоящий отдельно от других, как бы соблюдая дистанцию, неужто Николай Петрович Резанов? Точно — он. Какие они все бледные, невесёлые.

Подходит ближе. Резанов протягивает ему руку. Холодна как лёд рука действительного статского советника и камергера. Тот внимательно смотрит, говорит: «Задержался ты, Александр Андреевич. Мы уж давно здесь, а ты всё ещё там. Пора быть вместе. Скучаем без тебя». И, держа за руку, ведёт к остальным...

Баранов проснулся в холодном поту. Нет, всё по-прежнему, рассвет чуть пробивается в комнату сквозь задёрнутые шторы. За окном монотонно шумит дождь. Но увиденное во сне не отпускало. Пресвятая Богородица, пощади грешного, среди покойников оказался! Уснуть уже не мог, вспоминал всех...

Красноречив был богатый иркутский купец Григорий Шелихов, золотые горы сулил, расписывая богатства Америки и уговаривая ехать туда, взять там в руки бразды правления делами своей компании. Лишь со второго раза уговорил, когда оказался Баранов у разбитого корыта, потеряв все товары, разграбленные местными жителями на его фактории в далёком Анадыре. И ведь это милейший Кох скрепил тогда их договор своей подписью, да ещё и пошутил: «Ежели и вправду Григорий Иванович не обманывает насчёт молочных рек и кисельных берегов, и я в Америку приплыву». Как ждал его тогда, получив весть, что Кох сменит на многотрудном-то посту! Тщетно. Скончался Иван Гаврилович, успев добраться лишь до Камчатки. А Шелихов ушёл в мир иной ещё раньше, в родном Иркутске...

С опытным Бочаровым плыл он в Америку в далёком семьсот девяностом году, провёл суровую зиму на Уналашке, где разбился их корабль. Тогда, долгими зимними вечерами, Бочаров занимал его рассказами о своих похождениях в компании дерзкого авантюриста Августа Беньовского, ссыльного поляка, захватившего на Камчатке корабль и под страхом смерти заставившего Измайлова и Бочарова плыть с ним в Европу. И надо же такому случиться, что подобные же ссыльные смутьяны вдохновились кровавой авантюрой Беньовского и решили повторить его опыт в Америке — захватить силой судно и, перебив начальство, уплыть на нём в южные моря. Миновал нас сей жребий. А ежели б удалось у них, сколько б крови было пролито!

Не любил он отца Иосафа, прибывшего на Кадьяк во главе духовной миссии. Вместо того чтоб усердно обращать диких в православную веру и внушать им понятия о христианской нравственности, святой отец интригами занялся, доносы на него в Петербург строчил. Но когда известно стало, что, возвращаясь из России, где возведён был в сан епископа, утонул отец Иосаф в морской пучине вместе со всей командой и пассажирами «Феникса», горько скорбел он о потере этой и простил мёртвому всё, что испытал от него. Несколько месяцев выбрасывали волны по островам обломки «Феникса», и воистину чудодейственно спаслась тогда икона Архистратига Михаила, ставшая для них величайшей святыней.

И Терентий Степанович Борноволоков, второй не доплывший до цели сменщик, нашёл последний приют в холодных водах Америки, недалеко от мыса Эчкомб, где разбилась «Нева», уже после того как Гагемейстера на ней сменил Подушкин.

Старовояжные Лукин и Медведников — оба погибли, зарезанные колошами, один в Ситхе, другой тремя годами позже — в Якутате.

Бостонца О'Кейна он считал честным и надёжным партнёром. Ведь это О’Кейн первым подал идею о совместном промысле морских бобров у калифорнийских берегов: корабль мой, охотники ваши, добычу — пополам. Он послал с ним Тимофея Тараканова, чтоб отвлёкся промышленник в плавании от своих тяжких дум и скорби по погибшей на Ситхе жене. О'Кейн всегда возил с собой пухленькую подружку, которая полюбилась ему на Сандвичевых островах. С ней и погиб у берегов Уналашки, когда судно его затёрли льды. Хитроумен был, сам рисковать не хотел: послал первыми русских, чтоб проверили, можно ли по льду на берег выйти. Они-то прошли, а вот он со своей весёлой сандвичанкой и двумя матросами-американцами под воду и льды ушёл. Не за то ли и был наказан, что хитрил, обмануть хотел Баранова в сделках, тайком собственный карман набивал, утаивая истинные размеры меховой добычи, да в конце концов ещё замечен был в снабжении колошей против русских запретными боеприпасами.

И Генри Барбера, как и было ему предсказано, покарал Господь за грехи. Продал компании судно «Мирт» на Кадьяке с грузом из Индии, сам со всеми мехами на Камчатку отправился на компанейском корабле, да там, на реке Камчатке, и разбились. Не выдержал, корыстолюбец, потери сокровищ своих, пулю в лоб пустил. А судно его, названное «Кадьяк», из-за ветхости своей немало бед бравому доктору Шефферу на Сандвичевых причинило.