Аркадий Кудря - Правитель Аляски

Доктор, подозвав к себе порозовевшего от смущения могучего сорокалетнего Тупигиа, торжественно повесил ему на шею оловянную медаль союзников русской компании и вручил в руки подарок — остро наточенный топор.

— Вождя Таера я нарекаю именем другого русского героя — ВоронцоваВоронцову тоже была надета на шею медаль и вручён топор, немного меньших размеров.

— А чтобы память о долине Ханалеи была вечно жива в ваших сердцах, я нарекаю главного вождя долины Каллавати новым именем — Ханалеи!

Главный вождь Каллавати степенно подошёл к доктору, чтобы получить причитающиеся ему подарки.

— Данной мне властью, — звонко и воодушевлённо, чтобы донести до слушателей всю значительность этой минуты, продолжал доктор Шеффер, — я назначаю вождя Ханалеи капитаном долины Шеффера, а моего помощника Петра Кичерова — управляющим долиной. Приказываю поднять над долиной русский флаг.

Флаг Российско-Американской компании быстро заскользил по флагштоку, и, как только полотнище затрепетало на ветру, раздалось дружное «Ура!», и корабль «Ильмень» отсалютовал поднятию флага двадцатью одним залпом.

— Прошу к столам, — гостеприимным жестом позвал доктор вождей к приготовленному для них угощению.

Во время пиршества предстояло наделить подарками — отрезами материи, ножами, зеркалами — и всех остальных, кто поставил свою подпись под торжественным актом.

Доктор Шеффер радостно улыбался, пожимал вождям руки. Поистине этот солнечный октябрьский день в цветущей долине Ханалеи, называемой отныне долиной Шеффера, был самым счастливым днём его жизни.

Бухта Ваимеа,

октябрь 1816 года

Оставив дела по обустройству фактории на Лещинского, Шеффер поручил командиру охотников Тараканову наблюдать за работами по строительству форта. Это давало Тимофею возможность почаще навещать расположенное недалеко от стройки канакское поселение.

Собираясь на очередное свидание, Тараканов прихватил кое-что в подарок своей милой из тех вещей, которые высоко ценились туземками, где бы они ни жили, — на северо-западных американских берегах, в Калифорнии или же здесь, на Сандвичевых. Он положил в свою охотничью суму зеркало размером с блюдце, два ожерелья из крупных бусин, так называемых корольков, и отрез сатина красного, как кровь, цвета.

Он пришёл к деревне часа за полтора до захода солнца и терпеливо ждал, присев на кочку под сенью деревьев, в надежде, что скоро увидит её. Развлечения ради он ещё по дороге срезал легко поддающуюся ножу ветку и быстро смастерил вполне пригодную для музыкальных упражнений свистульку. Испытание её звуковых качеств привлекло к Тараканову ватагу голопузой деревенской ребятни, и, окружённый ею, он едва не прозевал появление той, кого ждал.

Она поднималась вверх по тропе со стороны реки, неся в руках наполненные водой тыквы — калабаши.

Бёдра ритмично, в такт пружинистой походке, колыхались из стороны в сторону. Тараканов дунул в свистульку, и женщина обернулась. Что-то замерло в его груди, когда он вновь увидел развернувшиеся к нему сильные плечи, большие тёмные глаза.

И вот так, не отводя от неё взгляда, Тараканов сунул свистульку одному из ребятишек и пошёл, не чуя под собой ног. Она ждала, поставив сосуды на траву. Он взял её за плечи и, приблизив лицо, потёрся носом о нос, как иногда делают животные. Потом нежно коснулся губами щеки. Она что-то залепетала, сверкая ровными белыми зубами, на своём похожем на песню языке. Показала рукой на него и на то место, где они стояли, потом на себя и на близкие дома деревни и изобразила двумя пальцами быстрый шаг к деревне и тут же — возвращение из деревни обратно. Затем с весёлой улыбкой опустила два пальца вниз, другой рукой указывая поочерёдно на него и на себя.

Тараканов прекрасно понял её: ты жди меня здесь, я отнесу домой воду и быстро вернусь к тебе. Он провёл ладонью по её волосам и согласно кивнул головой. На сердце у него стало необычайно легко.

Она обрадовалась его подаркам как ребёнок. Сразу нацепила ожерелье на шею, несколько минут, корча рожицы, любовалась на себя в зеркало. А когда он достал отрез сатина и вручил ей, она с изумлением в глазах долго гладила алую поверхность, потом заткнула один конец за пояс, поверх юбки из тапы, и с блаженным видом сделала несколько резких танцевальных движений, обмотав взвихрившуюся материю вокруг бёдер.

В этот раз они не торопились до захода солнца предаться любви. Им надо было кое-что сказать друг другу. Тараканов, ударяя себя рукой в грудь, с широкой улыбкой на лице говорил: «Тимофей, Тим», и слышал в ответ, когда её пальцы чуть касались развилки меж вздувшихся холмиков грудей: «Лана». Лана — Калахина — одно созвучие этих имён наводило на мысль, что по счастливому жребию судьбы молодость можно пережить вторично.

Они познавали друг друга сладостно и неторопливо, приминая своими телами цветы, вбирая всеми порами их терпкий аромат. Они засыпали под призрачным светом звёзд и просыпались под шум прибоя.

Лана показала ему укромное место в стороне от бухты, в которой стояли корабли. Они спускались туда проложенной меж густой травы тропой и, сбросив одежды, заходили в море. Несмотря на формы зрелой женщины, Лана была совсем юной по сравнению с ним: ей было всего лишь восемнадцать. Им не терпелось научить друг друга тем словам и понятиям, которые они любили, из которых складывался для них мир. Используя те же приёмы, какие когда-то применял он в уроках с Калахиной, Тараканов вскоре узнал, что на языке его возлюбленной море в том месте, где стоят корабли, называется «каи», а открытое всем ветрам, где они купались, — «моана». Небо было созвучно её имени — «лани», а дом — «хале». Любить друг друга для её народа звучало так же, как приветствовать другого, — «алоха». Он же был для неё «кане» — мужчина, муж, любовник. Иногда, нежно гладя его тело, она говорила: «Кане маикаи», и Тараканов понимал: это значит «прекрасный муж, прекрасный любовник». Она же называла себя его «вахине», его женщиной.

Лишь позднее, когда Тараканов постиг азы её языка, он смог понять слова: «Лана кане маке» — муж Ланы умер, я вдова. Ещё позднее он узнал, что её муж был рыбаком и его унесло с собой море.

Остров Кауаи,

октябрь — ноябрь 1816 года

Доктор Шеффер вернулся из Ханалеи в самом замечательном расположении духа.

Прибытие «Ильменя» в гавань Ваимеа король Каумуалии отметил поднятием у своей резиденции флага Российско-Американской компании и семизалповым салютом береговых орудий. И не стал дожидаться, пока доктор навестит его, а сам в сопровождении группы вождей, алии, пришёл на факторию, чтобы засвидетельствовать русскому другу и союзнику своё почтение и узнать, доволен ли он недельным пребыванием в Ханалеи.