Александра Воинова - Тамара и Давид

Возведение Юрия на царство произошло в Сионском соборе со всей торжественностью греческих обрядов. Полководцы и вельможи, по византийскому образцу, подняли на щит князя Юрия и внесли его в Сионский собор.

Юрий воссел на золотом престоле, украшенном рубинами и алмазами, по правую руку Тамары: епископы облачили его в царскую одежду, перепоясали мечом, а Микель возложил на него золотой венец и дал в руки скипетр. Получив эти знаки царского достоинства, Юрий невольно перенесся мыслями на русскую землю, где еще ни один князь после Мономаха не короновался на царство, не облачался в порфиру. Он первый из всех русских князей был наименован «августейшим» царем, державным повелителем семи царств, раскинувшихся между странами Запада и Востока. Впервые также русский князь утверждался царем в иноземной стране и становился равным византийским императорам не только по внешнему блеску и силе, но и по влиянию на всю восточную политику. От волнения он едва слышал, как хор певчих пропел величание. Микель, став перед алтарем, громко возгласил сначала по-гречески, потом по-иверийски: «Он достоин царствования!». Затем началось венчание Юрия с Тамарой. Среди придворных было нескрываемое ликование, но простой народ, несмотря на обильные милости, хранил угрюмое и недовольное молчание. Печальный вид царицы внушал всем жалость и ясно говорил, что повелительница Иверии оказалась в плену у своих недоброжелателей, стремившихся как можно скорей лишить ее свободы и сковать брачными узами.

Юрий находился в самозабвении от счастья соединения с Тамарой и от мысли, что скоро будет управлять обширным царством, решать государственные дела, воевать, прославлять царицу воинскими подвигами и поддерживать отношения с Киевской Русью в укор своему гонителю, князю Всеволоду.

Во время свадебного пира в Метехском замке царица хотя и казалась спокойной, но улыбка ни разу не осветила ее лица, и никто из присутствующих не был удостоен ее внимания. Она с молчаливым безразличием относилась к веселью пирующих, давая понять Микелю и Абуласану, что этот брак по принуждению ни ей, ни им не принесет счастья. Она только искала предлога, чтобы незаметно удалиться из зала, как вдруг появилась Астар и, остановившись возле дверей, знаками показала, что ей нужно передать царице известие чрезвычайной важности.

Ссылаясь на усталость, Тамара тотчас же покинула пиршество и скрылась в дальних покоях. Астар доложила ей, что явился гонец из Константинополя с каким-то тайным поручением, которое он не может открыть никому, кроме царицы.

Тамара велела немедленно привести его к себе и приказала Астар не отходить от дверей и никого не впускать к ней во время беседы. В царские покои вошел воин, закованный в латы, сухощавый, но очень ловкий к проворный в движениях, преклонив колена перед царицей, молча вынул спрятанное под кольчугой письмо и подал ей.

Тамара никогда в жизни не знала страха, с одинаковым мужеством относясь как к серьезным испытаниям, грозящим смертью, так и неожиданным поворотам судьбы, приносившим с собою славу и счастье. Но теперь впервые ее объял трепет перед неизвестностью и она долго не решалась открыть письмо, боясь прочитать в нем роковое известие о гибели Сослана. Она тихо спросила воина, кем он послан и почему он никого не хотел видеть, кроме царицы? Воин оказался фракийцем и коротко объяснил, что письмо он получил в Константинополе на большом базаре от какого-то важного, но неизвестного ему лица, которое поручило ему немедленно ехать в Иверию и передать письмо в руки самой царицы.

— Мне было приказано, — добавил он на ломаном иверийском наречии, — ни с кем не говорить в дороге, никого ни о чем не спрашивать, а найти во дворце рабыню Астар и через нее просить свидания с царицей.

Упоминание об Астар успокоило Тамару, так как никто из врагов Сослана в Константинополе не знал про ее верную рабыню и послать гонца к ней могли только сам Давид или Гагели. Она уже уверенее сорвала печать и начала читать письмо. Ее черные глаза попеременно выражали то чувство жалости и тревоги, то неизъяснимую радость, то грусть. Послание состояло из любовных признаний, но подобранных так искусно и осторожно, что в них выражалось не только нежное чувство, но и сообщалось о том, что произошло с ним за последнее время:

— О, моя возлюбленная! — писал Сослан. — Солнце делает невидимыми планеты, а ты сделала меня невидимым для врагов, которые искали души моей и в гибели моей полагали свое опасение. Судьба даровала мне жизнь, отныне я больше не стану жаловаться на судьбу и буду верить в ее покровительство. Помни, сколько бы страданий ни налегло на меня и какое бы горе ни угнетало мою душу, я сохраню мужество и никогда не забуду твоей клятвы. Сходя с ума из-за любви к тебе, я буду стремиться к подвигам, превышающим человеческий разум. Будь уверена, что твой князь вернется к тебе с залогом счастья, и враги наши будут побеждены. Жди моего прибытия после того, как я совершу наше дело, и пусть солнце превратиться в тьму, если я не сдержу данного слова! Ты душу мою зажгла огнем, который никогда не погаснет. Красота твоя, подобная звездам, освещает мне путь в жизни, и я горю в пламени, стремясь соединиться с той, подобно которой нет на свете! Твой верный витязь никогда не погибнет, если ты ему не изменишь. Помни свою клятву и жди моего возвращения!

На этом письмо обрывалось, так как Сослан, видимо, торопился отправить его, а внизу стояла коротенькая приписка: «Если посланный останется жив и дойдет до тебя, щедро одари его и пришли известие».

Тамара несколько раз перечитала письмо, радуясь, удивляясь и восхищаясь мыслью, что Давид жив, и в то же время бесконечно скорбя, что вынуждена была покориться врагам и выйти замуж за Юрия. Стремясь узнать еще что-либо о судьбе Сослана и где он скрывался, она спросила фракийца, где он его видел, но не получила ответа. Тамара поняла, что фракиец ничего не знал, ему преднамеренно ничего не сообщили. Если бы по дороге его случайно схватили лазутчики Исаака, то он никак не мог бы проговориться, от кого письмо и где находится Сослан со своими спутниками. Подобная осторожность и крайняя расчетливость в действиях приоткрыли царице, какие опасности угрожали ее другу и как верно охранял его Гагели, избегая всякого общения с посторонними людьми, которые вольно или невольно могли оказаться предателями и изменниками.

Обещав фракийцу щедрую награду, Тамара поручила Астар позаботиться о нем и, отпустив их, еще раз перечитала письмо. В покои поспешно вошла Русудан и, подняв руки, бросилась к ней.

— Душа моя! Зачем ты покинула нас? Что случилось? Точно копье пронзило мое сердце! Я нигде не нахожу себе покоя.