Александра Воинова - Тамара и Давид

— Первый раз ты принес мне благоприятные вести. С какой бы радостью я пустился на своем славном коне в битву с сарацинами и добился бы решительной победы!

— Боюсь, что герцог Гвиенский направил наши мысли на ложный путь, — покачал головой Гагели, — не пристало нам, посланникам царицы, пускаться в битву с сарацинами против ее воли. Не для этого мы приехали с Вами в Палестину!

— А нам теперь что делать? Не можем мы, христианские рыцари, стоять и смотреть, как бьют наших братьев по вере? За это я отдам ответ богу.

— А что Вы скажете Саладину, сражаясь против него? — спросил Гагели, испытывая то же чувство, что и Сослан: желание сразиться с неверными. — Как мы явимся к нему и что скажем, имея поручение от царицы?

— Скажи мне лучше, — перебил его Сослан, — где короли и что о них слышно?

— Слышно, что Саладин их вылечил своим лекарством и прохладительными напитками. Своей добротой и любезностью он так пленил обоих монархов, что Ричард даже потерял охоту с ним сражаться. Но теперь, когда они выздоровели, Саладин решил положить конец затянувшейся осаде и изгнать крестоносцев из их стана.

Сведения, принесенные Гагели, скоро подтвердились: к вечеру того же дня под Акрой разгорелась жаркая битва. Полчища франков понеслись к станам крепости с быстротой потока. Воины взбирались на стены, подобно диким козам, вскакивающим на крутые скалы, в то время, как сарацины заливали их оттуда кипящим маслом и лавой свинца, не допуская никого к твердыням крепости. Многих витязей пожрал огонь, другие пали жертвой меча и рукопашных схваток на стенах башен, но пролитая кровь не была возмещена победой.

В следующие дни крестоносцы двинули к крепости три осадных башни, высотой в несколько этажей, где помещались метательные машины, тараны, и несколько военных отрядов. Вслед за ними лавиной устремились франки, надеясь этим неожиданным и сокрушительным нападением преодолеть сопротивление сарацин. Но осажденные подожгли башни, воины едва выбрались оттуда, спасаясь от лавы раскаленного песка, который сыпали на них со стен крепости.

Непрерывные битвы, потери, всевозможные препятствия и трудности изменили жизнь лагеря. Все думали только о скорейшем взятии крепости. Разнеслись слухи, что Каракуш заявил, что они будут защищать Аккон, как лев защищает пещеру свою, и что легионы европейцев лягут на Акрской равнине.

В эти тяжелые дни Сослан нетерпеливо ждал известий о взятии Акры крестоносцами, так как это являлось для него сейчас единственным спасением. Он больше не горел желанием сразиться с сарацинами и быть в рядах противников Саладина. Слова Гагели глубоко запали в его сердце, и он со всей ясностью понимал теперь всю необычность и действенность своего положения. Желание у него было только одно: любой ценой вырваться из лагеря крестоносцев и поехать с письмом Тамары к Саладину. Но впереди его ждали большие испытания.

Однажды под вечер к их шатру прискакал всадник на крупном вороном коне, с закрытым забралом, и крикнул:

— Где здесь Давид Сослан и Гагели, подданные иверской царицы?

— А на что они тебе? — отозвался уклончиво Гагели, испытывая большую тревогу при появлении незнакомого всадника.

— Я от герцога Гвиенского, — ответил тот, и Сослан пригласил его в палатку.

— Мы — подданные иверской царицы, — любезно сказал он. — Рад получить известие от герцога Гвиенского. Что ты привез нам?

— Я послан герцогом Гвиенским сообщить вам, что на завтра назначен всеобщий приступ, в котором примут участие оба короля, Ричард Львиное Сердце и Филипп Французский, — с гордостью произнес гонец. — Согласно условию, вам поручено защищать вход в стан, который я укажу вам. Вы не должны никому разглашать тайны, вверенной вам герцогом Гвиенским. Никто не должен знать о начале приступа, а также о том, кому поручено охранять стан. — Сказав это, он попросил их следовать за собою. Сев на коней, они помчались в конец лагеря, где были вырыты рвы и стояли башни. Он указал место, где могли прорваться сарацины, и дал подробные разъяснения о том, где находилась ставка Саладина и откуда можно было ждать нападения мусульманской рати.

— Как только вы заметите движение войск, идущих с той стороны, — сказал он, указывая на видневшиеся невдалеке горы и обращаясь уже к Гагели, — немедленно скачите по направлению башни «Проклятой», расположенной с восточной стороны Акры. Спросите графа Генриха Шампанского, и он со своим отрядом окажет вам немедленно помощь. Но помните: в случае нападения нельзя терять ни одной минуты, иначе стан наш весь будет уничтожен!

Гагели заверил его, что не допустит приближения мусульманской рати и немедленно известит графа Шампанского об опасности.

— Известно ли, где находится сейчас Саладин? В Акре или в своей ставке? — спросил Сослан.

— Никому не известно местопребывание султана, — ответил всадник. — Одни предполагают, что он сам сейчас руководит защитой Акры; другие говорят, что он по настоянию эмиров удалился опять в свою ставку, дабы внезапным нападением с тыла лишить нас возможности взять крепость. Завтра будет видно, где находится султан. Обычно он как-то бывает осведомлен о наших намерениях и быстро переходит в наступление.

Он исчез так же быстро, как и появился, а Сослан и Гагели долго стояли и смотрели на Кайзанские горы, где были раскинуты шатры Саладина.

— Как быстро мы могли бы достигнуть ставки Саладина и закончить свое дело, — произнес Сослан. — Посмотри на коней! Они летают без крыльев, с ними можно умчаться на край света. Недаром арабы называют их «сынами воздуха»!

— Какую мы совершили непоправимую ошибку, — не удержался от горестного восклицания Гагели, — теперь и арабские скакуны не смогут перенести нас к Саладину. Погоня будет и с этой, и с той стороны, как за лазутчиками и изменниками. Надо желать только одного, чтобы уцелеть и не попасть в руки Саладина как его противники.

Сослан не возразил ни слова, так как тоже опасался неожиданных последствий завтрашнего дня, но в то же время он был доволен, что может проявить, наконец, свою мощь и отвагу.

— Я охраняю, но не нападаю, — пытался он утешить самого себя.

Ночью, перед сном, Сослан неожиданно сказал Гагели:

— Мы, воины, должны быть готовы ко всяким случайностям. Если завтра я не вернусь с боя, ты поспеши с возвращением в Иверию. Не разлучайся с Мелхиседеком, а сокровища передай в здешние монастыри, чтобы они молились о моей душе. — Затем, помолчав немного, он тихо добавил: — Скажи царице, что я уйду из этого мира с чистой совестью. Пусть ведают все, что я неповинен в смерти царевича Демны.

Больше он ничего не сказал, не захотев продолжать беседу. На Гагели эти несколько слов оказали такое сильное действие, что он не мог заснуть всю ночь и поклялся найти Липарита Орбелиани и раскрыть тайну гибели Демны.