Александра Воинова - Тамара и Давид

Гагели, неослабно следивший за выражением лица рыцаря, к своему удивлению заметил, что он сделался вдруг задумчивым, веселость его сменилась озабоченностью.

— Я тебе дам одно поручение, — помолчав немного, промолвил рыцарь и долгим, проницательным взглядом посмотрел на Сослана, как бы взвешивая его силы. Скажи мне чистосердечно, хочешь ли ты быть полезным королю Ричарду?

— Ни с кем бы я не хотел встретиться и померяться силой, как с ним, — воскликнул Сослан, — и я готов выполнить любое твое поручение, лишь бы принести ему пользу!

— Твое желание будет исполнено, — с видимым удовольствием ответил рыцарь, уже испытывая полное доверие к своему недавнему противнику, — с королем Ричардом ты встретишься, когда он выздоровеет, но прежде выполни мое поручение. Между королями Филиппом и Ричардом условлено, что, когда один из них с войсками пойдет на приступ крепости, другой должен охранять безопасность стана и удерживать Саладина. Но ни один из этих государей не желает оставаться в бездействии и охранять стан. Здесь есть один вход в стан, куда обычно устремляются сарацины, как только мы уходим к Акре. И вот тебе мое поручение: скоро мы пойдем на всеобщий приступ, и ты будешь одной своей силой охранять этот вход. Он окружен рвом с башней, и там легко отражать натиск сарацин, пока мы не подоспеем на помощь. Накануне приступа я пришлю гонца, который укажет тебе место, а твоему другу, — он указал на Гагели, — передаст к кому надо обратиться за помощью в случае внезапного нападения самого Саладина. Ты не будешь оставлен нашим вниманием. Только никому не говори о моем поручении.

— Охотно исполню твою просьбу! — живо ответил Сослан. — Передай королю Ричарду, что он может спокойно идти на приступ. С божьей помощью, я один справлюсь с врагами, если только не подоспеет Саладин со своими войсками, Скажи мне, что знаешь ты о Саладине? И действительно ли он мудр и великодушен, что вызывает удивление даже среди своих противников?

Лицо рыцаря расцвело самой приятной и привлекательной улыбкой.

— Кто может сравниться с этим героем? — с искренним чувством произнес рыцарь. — Он своим благородством и доблестью превзошел всех рыцарей и заслуживает самого глубокого почтения и уважения! Признаюсь вам в том, что у меня лежит на сердце, но чего я никому не открывал. Если бы Саладин принял христианскую веру, то он был бы величайшим и лучшим государем на Востоке, но сейчас он является нашим злейшим врагом, и мы должны с ним сражаться, чтобы вырвать из его рук крепость Ислама, какой по его воле стала Акра!

— Правду ли болтают злые языки здесь, что Конрад Монферратский из зависти к королю Ричарду хочет вступить в переговоры с Саладином и даже обещал уступить ему Акру?

Неосторожное замечание Сослана возымело совершенно неожиданное действие на рыцаря. Он вскочил со своего ложа и в припадке сильнейшего гнева крикнул:

— Сей вероломный поплатится головой за свою измену! У короля Ричарда не дрогнет рука расправиться с изменником! Хорошо, что вы принесли мне это известие.

Он в ярости, как лев, ходил по своей палатке и повторял про себя на чужом для них языке какие-то отрывистые и гневные восклицания.

Сослан с удивлением взирал на него, не понимая причины его гнева, а Гагели тщетно старался уловить, о чем он говорит, и не понял ни одного слова.

Рыцарь мгновенно забыл про своих гостей и сразу потерял интерес к беседе. Теперь его мысли были сосредоточены на принятии каких-то срочных и весьма важных решений. Он, усталый от гнева, возлег на свое ложе и впал в мрачное раздумье.

Гагели сделал тайный знак Сослану, показывая, что самое лучшее для них — немедленно удалиться отсюда, чтобы не раздражать рыцаря своим присутствием.

— Приношу тебе благодарность за гостеприимство, но я хотел бы знать имя рыцаря, встреча с которым у меня навсегда останется в памяти, — любезно спросил Сослан, поняв намек Гагели, и поднялся. — Твое имя будет славным среди народов, я хочу унести его с собою.

— Мое имя? — с заминкой спросил рыцарь и, немного помолчав, с прежним лукавым добродушием промолвил: — Герцог Гвиенский. «Рыцарь тростника». А ваши имена, доблестные рыцари?

— Мы подданные иверской царицы Тамары. Я именуюсь Давидом Сосланом, витязь мира. Мой друг — Гагели.

— Рыцарь хромой ноги, — добавил Гагели, и улыбка опять появилась на лице рыцаря. Он велел невольнику проводить их, и после ухода гостей долго ходил по своему шатру и, видимо, никак не мог успокоиться.

По дороге они встретили Мелхиседека, который беспокоился их долгим отсутствием, и сообщил, что купил пару арабских лошадей за весьма высокую цену. — Но люди говорят, — прибавил он, — что ведут они свой род от кобыл самого царя Соломона.

— От кого бы ни вели свой род, — воскликнул Сослан, — хорошо, что у нас, наконец, есть кони! Нет коня — нет жизни. Есть конь — есть рыцарь!

Они вернулись домой утомленные, но возбужденные радостным известием Мелхиседека. Оставшись наедине, Гагели сказал:

— Мы вышли из большой беды. И сейчас еще не могу избавиться от страха, который внушил мне герцог Гвиенский. Я бы никогда не доверился этому человеку.

— Это неустрашимый рыцарь, и я очень рад, что свел с ним знакомство. Напрасно ты недоволен. Через него я получу доступ к самому Ричарду!

Не хотел бы я видеться с королем Ричардом, раз у него такие свирепые слуги, — пробурчал Гагели. — Пока он еще ничего не сделал для нас, а дал поручение, которое грозит большими неприятностями и для жизни, и для нашего дела.

В другое время Сослан обратил бы серьезное внимание на предупреждение своего друга. А сейчас, напротив, поручение герцога Гвиенского подогревало воинственный жар Сослана и звало его к подвигам и воинским состязаниям на поле брани. Он заснул крепким сном, не думая больше ни о делах, ни об опасностях.

Только Гагели долго не мог заснуть, размышляя о грубых и жестоких нравах, царивших в лагере крестоносцев, о герцоге Гвиенском и особенно о том, почему тот впал в такую мрачную меланхолию при известии о Конраде Монферратском и его предполагаемых переговорах с Саладином.

Наконец-то, кончилось проклятое затишье! — как-то, вернувшись в шатер, сообщил Гагели. — Все войска пришли в движение. Сегодня на рассвете Саладин проник в Акру и своим присутствием воодушевил защитников крепости. С утра оттуда доносятся крики: «Ислам! Ислам!»

— Ужели близится наше освобождение? — обрадовался Сослан. — Сколько времени мы находимся в ожидании, кругом царит уныние, а герцог Гвиенский не дает о себе знать!

Вероятно, он занят ссорами и раздорами, как и его патрон! Но Саладин прекратил их распри своей победой. Слышно, что он уже отогнал войска франков и назначил вождем в Акру своего сподвижника, самого неукротимого из всех эмиров — Каракуша. Галилейские пути усеяны мусульманскими ратниками, которые подходят из Дамаска. Кругом говорят, что ожидаются решительные сражения.